– Она была в восторге, – вспоминает он, – но новости она уже знала.
Содружество к тому же опередило ООН. Лишь спустя три недели Южная Африка была вновь принята на Генеральной Ассамблее Организации Объединенных Наций.
В следующем месяце в Вестминстерском аббатстве состоялся благодарственный молебен, на котором архиепископ Туту танцевал от радости, а также большой прием в Мальборо-хаусе, где в саду играл шебин-оркестр. Королева и принц Уэльский находились среди гостей, когда разговор коснулся ее планов на предстоящие путешествия. Несомненно, для нее пришло время вернуться в Южную Африку – впервые с тех пор, как ей исполнился двадцать один год. Мандела был в восторге. 8 августа 1994 года он официально написал Королеве: «Мэм, я был счастлив услышать, то вы планируете посетить Южную Африку в марте 1995 года. Вас ждет самый сердечный прием». По этому случаю он подписался скромно: «Н. Р. Мандела».
Как и поездка в Намибию в 1991 году, этот визит по королевским стандартам был подготовлен очень быстро. Новой Южной Африке не исполнилось и года, а Королева собралась туда с государственным визитом. На самом деле, как оказалось, поездка могла состояться гораздо позже, если бы не сама Королева. В стране развивалась молодая демократия, пережившая ужасное насилие в преддверии выборов 1994 года. По словам Эмеки Аняоку, в период с 1990 по 1994 год было убито 14 000 южноафриканцев, что более чем в два раза превосходит число погибших в период апартеида. Сэр Роберт Вудард, бывший флагман-офицер Королевских яхт и капитан Britannia в то время, вспоминает, что Дуглас Херд серьезно сомневался в возможности столь скорого путешествия Королевы в Южную Африку.
– Министр иностранных дел беспокоился, но Королева переиграла его, – говорит Вудард. – Она сказала: «Мистер Мандела получает советы от множества людей, но в реальности ему никто не помогает. Ему нужна физическая помощь, и ему нужно шоу». Она собиралась устроить для него это шоу.
Королева не льстила себе. Она просто помнила заветы Уолтера Баджота. Как заметил когда-то великий политик и экономист викторианской эпохи, хотя «эффективная» часть государства может обеспечивать его работу, но вдохновляют людей именно «достойные» элементы. В двери нового президента Южной Африки уже стучались некоторые иностранные политики и многие бизнесмены из числа руководителей компаний. Президент Миттеран и Джон Мейджор были в числе первых визитеров, хотя передовая команда французского президента, как сообщалось, вызвала раздражение принимающей стороны, потребовав, чтобы Мандела прибыл в аэропорт на церемонию приветствия за час до приземления президента Франции. Их задумка состояла в том, чтобы снять на видео, как Мандела с нетерпением дожидается своего гостя из Франции. Этот план был отвергнут, как и просьбы французов о том, чтобы Мандела на протяжении всего визита постоянно держался рядом с Миттераном. Команда Манделы не собиралась допустить и мысли о подчинении их босса французу. Хотя Миттеран часто и цветисто вспоминал о революционных традициях Франции и ее противостоянии апартеиду, ни от кого не ускользнул тот факт, что Франция с готовностью продавала режиму апартеида истребители, вертолеты и подводные лодки. Более того, даже приезд государственного деятеля уровня Франсуа Миттерана не мог произвести такого резонанса, как государственный визит Королевы. Однако она, как вспоминает Вудард, уже предвидела проблему:
– Ее Величество повернулась ко мне и сказала: «Печально, что мы не можем отправиться на яхте».
По словам сотрудников Королевского двора того времени, Королева была обеспокоена риском вызвать враждебное отношение со стороны СМИ, если будет объявлено, что Britannia поплыла в Южную Африку ради одного-единственного государственного визита. Годы спустя такое беспокойство кажется малообоснованным, особенно учитывая важность этого визита, но на дворе был конец 1994 года, когда разногласия в семейных союзах представителей королевской семьи и состояние королевских финансов доминировали в заголовках газет, как никогда ранее. Королева чувствовала себя уязвимой и была не в том настроении, чтобы давать им повод к новым нападкам.
Однако Вудард знал, что нет ничего более величественного и исторически символичного, чем прибытие Королевы в Кейптаун морем, как это было в 1947 году. Он также знал, что любую критику можно будет отмести в сторону, если Britannia сможет окупить затраты на плавание при помощи организации «морских дней» на благо британской торговле и промышленности.
– Я сказал: «Мэм, возможно, вы могли бы принять иное решение, если я договорюсь о коммерческой составляющей, которая покроет расходы?» Она сказала: «Да, у вас есть сутки». И за эти сутки мы с Мастером Королевского двора и его командой распланировали пять дней торговой деятельности.
Следующим вопросом было, где лучше будет забрать Королеву на борт. Не было и речи о том, чтобы она провела несколько недель в море, плывя к мысу Доброй Надежды, как это было в 1947 году. Ей предстояло совершить перелет в нужный регион, сесть на яхту и лишь затем совершить торжественное прибытие. Впрочем, кое о чем не могло быть и речи. Как объясняет Вудард, Королева заявила контр-адмиралу, что не желает плыть вокруг мыса Доброй Надежды.
– Она сказала: «Я не буду огибать Мыс». Я переспросил: «Мэм?» Она ответила: «Когда мне был двадцать один год, я была там, и у нас была одна каюта на двоих с принцессой Маргарет, мы открыли иллюминатор, и в него тут же плеснула волна». Она отлично чувствовала себя в море, но, как все благоразумные люди, терпеть не могла, когда качка швыряла ее из стороны в сторону.
Итак, был разработан план, согласно которому Королева должна была совершить скромный ночной перелет в Кейптаун, а затем на вертолете отправиться на базу ВМФ в Саймонстауне, откуда ее должна была забрать королевская яхта. Дойти оттуда до Кейптауна можно было за несколько часов. И лишь после Вудард осмелился заметить, что переход из Саймонстауна вообще-то подразумевает обход мыса Доброй Надежды.
Сияющее солнце и небольшое облачко вокруг Столовой горы, а также флотилия подающих гудки кораблей и небольших суденышек приветствовали королевскую яхту утром 20 марта 1995 года. Яхта прошла мимо острова Роббен-Айленд, первой тюрьмы, где Мандела провел столько лет, и изящно скользнула к причалу. Рядом со своей племянницей Рошель Мтирара стоял в строгом костюме уже не просто символ свободной Южной Африки, но и вдохновитель целого континента. После недавнего расставания Манделы с его супругой Винни роль спутницы и консорта выполняли для главы государства различные члены его семьи. Наверняка даже Королева, которая в небесно-голубом льняном плаще придерживала одной рукой небесно-голубую шляпку от порывов ветра, известного как «Доктор Кейптаун», ветеран стольких торжественных мероприятий, должно быть, ощутила пресловутое дыхание истории, сходя на берег Кейптауна впервые за почти пятьдесят лет.
– О, Ваше Величество, добро пожаловать в Южную Африку, – провозгласил президент.
В отличие от визита в 1947 году, когда от стрельбы из пушек пришлось отказаться из опасения перепугать лошадей, теперь был не просто дан салют из двадцати одного орудия – над головами пронеслись шесть истребителей с дымовыми шлейфами красного, белого и синего цвета. Миновав выстроившуюся в очередь для приветствия немногочисленную толпу встречающих, среди которых был и исполненный восторга архиепископ Туту, Королева направилась на первую «королевскую прогулку». И тут, перед лицом преимущественно белой толпы, состоялась почти сюрреалистическая встреча. Проехав полмира, чтобы приветствовать новую Южную Африку, Королева одними из первых заметила членов клуба заводчиков корги Западно-Капской провинции. Они приехали со своими собачками еще на рассвете, чтобы занять самое лучшее место.
