– Чертова чушь, – ответил Каллаган. – Я думаю, все это – сплошная бюрократия.
И подсветка была подключена. По всей Британии должны были проходить первые после Коронации масштабные уличные гуляния и запуски фейерверков. И конечно, когда Королева отправилась отмечать юбилей в своих владениях, там тоже не было недостатка в энтузиазме. Несмотря на потрясения, вызванные вхождением Британии в европейскую экономику, новозеландцы пребывали в экстазе от новой встречи со своей Королевой. Сэр Уильям Хезелтайн вспоминает, что главными проблемами были чрезвычайно затянутые культурные мероприятия и старания убедить организаторов, что Королева вовсе не хочет и не ждет получать обед из пяти блюд на каждой остановке. За срок чуть больше двух недель она посетила всю страну, причем чаще всего отправлялась на самолете то в одно место, то в другое, но неизменно возвращалась туда, где в это время стояла на якоре ее любимая яхта Britannia. Будучи австралийцем, сэр Уильям всегда подмечал мелкие, но существенные различия в том, как принимали Королеву в Новой Зеландии и у него на родине. Новозеландцы, по его словам, были менее разговорчивы – например, как одна мамаша с ребенком, к которым подошла Королева на прогулке в Веллингтоне. Мать (обращаясь к ребенку в паре сантиметров от носа Королевы): «Давай маши флагом».
С особой тревогой, однако, ожидали визита в Австралию. Не омрачит ли дело Уитлэма праздничное настроение, особенно если учесть, что сэр Джон Керр по-прежнему пребывал на посту генерал-губернатора? Как таковой, он официально выступал в роли принимающей стороны, когда Королева прибыла в Канберру
[174].
На самом деле ни в Канберре, ни где-либо еще не случилось никаких неприятностей. Сэр Уильям вспоминает, что «до этого момента прошло несколько негромких протестов, но не было ничего, что могло бы оправдать панические пророчества». Что становилось все более очевидным, так это то, что страна научилась воспринимать монархию по частям, а королеву Великобритании считать еще и королевой Австралии, и Главой Содружества. Пусть она приплыла на яхте под названием Britannia, но все же она прибыла отнюдь не как британка. Эту идею подытожила колонка редактора в The Sydney Morning Herald: «Своим присутствием она подтверждает, что связи Содружества – неосязаемые связи между независимыми нациями с совершенно разными мировоззрениями, что с таким трудом силятся понять остальные, – как и прежде, остаются реальностью. Да, эта реальность меняется, но она остается на удивление устойчивой».
Даже когда августейшие гости присутствовали на последнем дне соревнований Centenary Test между Австралией и Англией на Мельбурнском крикетном поле, не создавалось ощущения, будто Королева предпочитает одну из этих команд. Напряжение возникло только один раз, когда чиновники из правительства Австралии попытались увести герцога Эдинбургского на следующее мероприятия в его программе, причем практически в момент захватывающей кульминации матча. Говорили, что герцог был вне себя от возмущения
[175].
Королевские свадьбы восьмидесятых вместе с последующим рождением младенцев в королевской семье затмили в выпусках новостей всякий интерес к республике. После успешных визитов принца и принцессы Уэльских, которые покорили австралийцев, прибыв к ним в 1983 году с маленьким принцем Уильямом, снова зазвучали предложения о том, что принцу следует провести несколько лет в качестве генерал-губернатора. Однако для нового премьер-министра лейбористов Боба Хоука и его партии это было уже слишком. В 1986 году Королева вернулась в Австралию, чтобы упразднить последний рудимент колониального вмешательства. В силу сложных юридических причин Тайный совет Соединенного Королевства по-прежнему теоретически являлся высшим для Австралии апелляционным судом, а британский парламент по-прежнему теоретически мог вмешиваться в ее государственную политику. Все это было формально отменено с обеих сторон. Объявив, что ее последней официальной задачей в Лондоне было подписание Закона Австралии, тогда как первой официальной целью при визите в Австралию было сделать то же самое, Королева продолжила:
– Анахроничные конституционные соглашения исчезли, но дружба между двумя нациями стала крепче.
К тому времени ранее скептически настроенный премьер-министр Австралии стал убежденным сторонником Королевы.
– У нее, пожалуй, самая трудная работа в мире, – сказал Боб Хоук, – и она справляется с ней с совершенно замечательным умением и хладнокровием, проявляя при этом просто потрясающее чувство юмора.
Если что и вызвало и беспокойство, так это ситуации в Новой Зеландии, где монархию все чаще рассматривали как мишень для нападок наиболее экстремистски настроенных представителей протестного движения маори. В 1986 году в Королеву швырнули яйцо, которое испачкало ее пальто. Хотя этот инцидент встревожил премьер-министра Дэвида Ланге, назвавшего это событие «прискорбным», позже Королева пошутила, что все-таки предпочитает получать новозеландские яйца «на завтрак». В других местах то и дело маори оголяли зады, время от времени появлялся плакат: «Убирайся домой, Лиз». Как всегда, принимающая сторона с негодованием реагировала на малейшую критику со стороны представителей британских СМИ, некоторые из которых обвиняли Новую Зеландию в неспособности защитить Королеву.
– Не припомню, чтобы я жаловался, когда в ее спальню в Букингемском дворце
[176] залез неизвестный, – раздраженно заявил Дэвид Ланге об этом Тревору Макдональду из ITN. – Жаль, что вы не присматриваете за ней так же хорошо, как мы в Новой Зеландии».
Как в Британии, так и в Австралии теплое солнце, которое озаряло монархию на протяжении всего десятилетия восьмидесятых, быстро закрыли тучи. В 1991 году выборы премьер-министра Австралии Пола Китинга, известного своими республиканскими взглядами, совпали с резким снижением общественной поддержки королевской семьи после постигших ее внутренних неудач. 1992 год, ‘annus horribilis’ развалившиеся брачные союзы членов королевской семьи, подслушанные телефонные разговоры, признания прессе принцессы Уэльской и пожар в Виндзорском замке нанесли глубокий и длительный ущерб королевской репутации во всех владениях.
– Именно ущерб, нанесенный монархии ее собственными младшими членами в начале 1990-х годов, дал серьезный старт разговорам о создании республики, – говорит один из высокопоставленных дворцовых деятелей тех лет.
