Два года спустя Королева вернулась, чтобы отпраздновать свой Золотой юбилей, и вопрос о республике к тому времени был решительно снят с повестки дня. К тому времени, когда в 2011 году она прибыла в Австралию в шестнадцатый раз, намереваясь принять участие в саммите Содружества в Перте, разговоры шли не об отказе от Короны, а о том, как обеспечить ее будущее. Старт этому дал премьер-министр Великобритании Дэвид Кэмерон, который стремился внести поправки в правила королевского престолонаследия раньше, чем они превратятся в политический вопрос. Герцог и герцогиня Кембриджские поженились за полгода до того, и разумно было предположить, что пара скоро захочет детей. По существующим правилам престолонаследия, младший брат опережал любую перворожденную девочку. Дэвид Кэмерон желал снять все обвинения в институционном сексизме XXI века до того, как они могут прозвучать. Поэтому он попросил лидеров остальных пятнадцати владений принять участие в мини-саммите в Перте.
– Я инициировал это, и Корона полностью меня поддержала, – говорит он. – Я считал, что нам лучше покончить с этим делом, лучше разобраться с ним.
Занимаясь этим вопросом, собравшиеся премьер-министры также могли обсудить два других фрагмента древнего и жестокого законодательства. В дополнение к закону, исключающему католиков из линии наследования, Кэмерон хотел отменить закон, предписывающий всем прямым потомкам Георга II просить разрешения государя перед вступлением в брак.
На протяжении многих лет многие британские члены парламента и пэры выступали за изменение этих законов о престолонаследии, но сменяющими друг друга правительствами блокировали их попытки, приводя одни и те же аргументы: «слишком сложно», «это ящик Пандоры», «невозможно заставить согласиться на этом все владения», «это пустая трата парламентского времени» и т. д. Учитывая все проблемы, стоящие перед миром, некоторые заявляли, что для шестнадцати современных демократий абсурдно тратить хотя бы минуту на обсуждение династических порядков одной семьи.
Однако Кэмерон видел и символическое значение этого вопроса. Поэтому он и его министр иностранных дел Уильям Хейг были приятно удивлены энтузиазмом, с которым подошли к этой теме другие пятнадцать премьер-министров, включая и республиканского премьера Австралии Джулию Гиллард. Лорд Хейг говорит, что до тех пор, пока он не увидел все владения за одним столом, ему никогда не удавалось в полной мере оценить степень могущества Королевы.
– Им всем нравилась эта роль, – говорит он. – Им нравилось, что маленький парламент в далекой стране вроде Тувалу мог наложить вето на будущее британской монархии. И хотя кто-то типа Джулии Гиллард мог оказаться по другую сторону баррикад, она восприняла это очень серьезно.
Том Флетчер, советник по внешней политике с Даунинг-стрит, вспоминает, как сэр Кристофер Гейт, Личный секретарь Королевы, спокойно руководил шестнадцатью премьер-министрами, вникающими в дебри конституционных сложностей.
– Дворец очень тесно сотрудничал с ними, – говорит Флетчер. – И это было очень интересно, потому что обычно они не вмешиваются в политические вопросы.
Хейг до сих пор изумляется тому, как быстро был получен результат.
– За сорок пять минут все они согласовали принципы равного престолонаследия, – говорит он.
Все их усилия оказались в значительной степени излишними 22 июля 2013 года, когда два лакея прошли по гравийной дорожке у Букингемского дворца, чтобы разместить перед перилами традиционное объявление: мальчик. Тем не менее все шестнадцать королевств получили огромное удовольствие от своей скромной роли в написании последней главы тысячелетней истории.
К тому времени поддержка президентской модели управления в Австралии сократилась примерно до одной трети, и некогда могущественное Движение Австралийской Республики состояло лишь из одного штатного сотрудника, да и тот трудился неполный рабочий день. В Новой Зеландии, которую то и дело посещали молодые члены королевской семьи, проблема стала спящей, если и вовсе не погрузилась в кому. Любая кампания по замене монарха президентом всегда проходила в Новой Зеландии более прямолинейно, учитывая, что это унитарное государство, а не федерация. Тем не менее премьер-министры республиканского толка приходили и уходили, не стремясь на деле протестировать этот вопрос. Одним из них был Джим Болджер, который принимал Королеву на саммите Содружества в 1995 году в Окленде.
Согласно общему правилу, когда Королева отправляется в один из старых доминионов, он оплачивает все расходы. В 1995 году, когда Королева готовилась отправиться в Новую Зеландию, правительство Болджера предложило ей лететь регулярным рейсом. Чиновники Министерства иностранных дел в Лондоне попытались отклонить эту идею, утверждая, что Королева не может лететь регулярным авиарейсом «из соображений безопасности». Однако, как были вынуждены напомнить британскому правительству сотрудники Королевы во Дворце, всеми вопросами, связанными с поездкой в Новую Зеландию, должно заниматься правительство Новой Зеландии. 30 октября 1995 года Королева села на рейс NZ1 авиакомпании Air New Zealand, отправляясь в долгое путешествие из Лондона в Окленд через Лос-Анджелес. Королева летела первым классом (принц Филипп летел отдельно из Южной Африки). Ее не тревожили предложениями купить беспошлинные товары во время полета, а она смотрела фильм Сэма Нилла под названием «Беспокойное кино»
[177]. Салон бизнес-класса занимали двадцать шесть сотрудников Королевского двора, а 384 обычных пассажира заняли места в эконом-классе, получив уверения в том, что их рейс не будет задержан. Каждый получил на память ручку.
Хотя этот визит вызвал еще один немногочисленный протест маори, он ознаменовал изменение отношения маори к монархии. Былые времена резкого противостояния уступили место уважению, когда Королева, одетая в пальто с отделкой из перьев киви, снова выступила в качестве церемониального гаранта прав маори. Она подписала Акт о предоставлении исторической компенсации в размере почти 40 000 акров земли и 26 миллионов фунтов стерлингов федерации племен маори на Северном острове. Конечно, это было сделано по совету правительства, но тот факт, что Королева публично дала на это свое королевское согласие, напомнил депутации старейшин маори о том, что их предки заключили в 1840 году сделку именно с королевой Викторией, а не с правительством страны, которой в то время не существовало. С тех пор многие маори стали рассматривать Корону как союзника в борьбе за справедливость, а не как символ угнетения.
– Если правительство в Веллингтоне когда-нибудь решит создать республику, мы хотим иметь собственное суверенное государство, – сказал Рик Ракихия Тау, вождь племени Нгаи Таху, во время празднования Золотого юбилея королевы в 2002 году. – В 1840 году мы подписали договор с Короной, а не с белыми поселенцами.