По решетчатым переплетам окон с разбитыми стеклами молотил дождь, кровельные желоба поросли травой, в черные щели можно было просунуть палец. Казалось, дом так и стоял недостроенный, судя по стенам из грубого камня, которые никогда не были знакомы ни со штукатуркой, ни с краской.
Однако при более подробном осмотре Сервас заметил, что местами здесь угадывались кое-какие признаки жизни: на верхушке башенки виднелись две проржавевшие параболические антенны, некоторые из окон были завешены тяжелыми портьерами. И среди огромного количества старых автомобилей две машины выглядели совсем новыми. Он подумал, что небольшое семейство Дебрандт обнаруживало признаки не то чтобы бедности, но виртуозного умения добиваться социальных выплат.
Ограды не наблюдалось, ворот, соответственно, тоже. Ничто не создавало впечатления, что у семьи есть денежные ресурсы. Самира, Мартен, а за ними Кац быстро миновали нечто, похожее на садик, где из песка торчали рахитичные пальмы, и постучали в дверь. Звонка тоже не наблюдалось.
Дверь чуть приоткрылась, и они сразу поняли, что перед ними отец Кевина. Те же огненно-рыжие волосы, то же вытянутое лисье лицо, та же кожа цвета скисшего молока, с той только разницей, что у папаши эта белизна была покрыта сеткой голубых вен, как и у всех алкоголиков. Из-под красных век смотрели налитые кровью глаза. На нем была футболка с символом тулузской футбольной команды и штаны цвета хаки со множеством карманов.
– Господин Дебрандт?
Он поморгал с подозрительным видом, но дверь до конца не открыл, загородив ее собою.
Сервас достал удостоверение.
– Уголовная полиция. Это мы звонили вам по поводу вашего сына. Мы можем войти?
На какую-то долю секунды им показалось, что отец Кевина вздохнул с облегчением, поняв, что пришли не представители жилищного фонда и не судебный агент. Он посторонился, и трое полицейских вошли в такой же обшарпанный, как и наружная часть дома, коридор, где витал запах крепкого табака. За коридором располагалась жарко натопленная гостиная, обставленная разношерстной мебелью и экипированная телевизором с эргономичным экраном больше двух метров в диагонали. Самира присвистнула.
– «Самсунг» QLED 8K, – оценила она. – Экран двести пятнадцать сантиметров, разрешение семь тысяч шестьсот восемьдесят на четыре тысячи триста двадцать пикселей… Эта штука стоит не меньше десяти тысяч. Хотела бы я себе купить такой…
Дебрандт-отец благоразумно воздержался от комментария.
– Вы никогда не знаете, где ваш сын? – спросил Сервас.
Папаша, похоже, прикидывал в уме, нет ли тут подвоха.
– Не знаю.
– Он вам не звонил?
Поль Дебрандт снова задумался, на этот раз дольше, но с ответом его опередил резкий и визжащий, как пила, женский голос:
– Нет. Как мы вам и сказали по телефону, от него уже около двух недель нет никаких известий.
Все трое полицейских дружно обернулись к матери Кевина, которая только что показалась на пороге кухни. В одной руке она держала сигарету, в другой – пепельницу. Как часто бывает по закону семейной мимикрии, она очень походила на мужа, только вместо рыжей шевелюры ей на плечи свешивались пепельно-серые волосы. В ее лице поражали маленькие, блестящие, как монеты, глазки и выражение собаки, готовой укусить любого, кто отважится ее погладить.
Тут в комнату ворвался настоящий торнадо из ребятни и с визгом и хохотом пронесся по ней, как будто их гнал ветер. Глядя на этих шалопаев, Сервас подметил, что все они, несомненно, маленькие Дебрандты.
– Когда вы его видели в последний раз? – спросил Сервас у матери, когда шайка выскочила из комнаты.
Та не выпускала изо рта сигарету, словно курение в присутствии детей ее вовсе не беспокоило. Она закашлялась и задумалась.
– В последний раз я его видела в субботу, но не в эту, а в прошлую.
– Семнадцатого числа, – уточнила Самира, сверившись с мобильником.
– Он часто не ночевал дома?
Мамаша Дебрандт с упрямым видом пожала плечами:
– Кевин редко ночует дома… Он, правда, приходил забрать кое-какую одежду и снова ушел.
– И вы не знаете, где он ночует?
Она презрительно махнула рукой, словно подчеркивая, что ей это безразлично.
– Он несовершеннолетний, – сказал Сервас, – а значит, у него нет водительских прав. Как он передвигается? На чем приезжает? Вы живете далеко…
Дом находился в двух километрах от ближайшей деревни, к северо-западу от Тулузы.
– У него есть скутер, – сказал отец.
– Какого цвета?
– Синий.
– Он зарегистрирован? Номерной знак есть?
Старик выдвинул ящик буфета, расположенный как раз под гигантским телеэкраном, с которого диктор без умолку говорил о выборах в Америке, вытащил оттуда документы и протянул Сервасу.
– Можно их взять? Мы обязательно вам вернем.
Отец молча кивнул.
– И за десять дней он вам ни разу не позвонил, не прислал сообщения?
Мать помотала головой и стряхнула в пепельницу пепел точно такого же цвета, как ее волосы.
– Я же вам только что сказала…
– И это вас не обеспокоило?
– Кевин уже не мальчик, такой уж он есть, – сказала она. – То приходит, то уходит… Редко объявляется. Разве что когда ему нужны деньги…
«Почти слово в слово ответ Шарифа о младшем брате», – подумал Сервас.
– А что, собственно, случилось? – спросила наконец мать, и в ее голосе промелькнула легкая тень беспокойства. – С ним что-то произошло?
«Наступит время, и ты заволнуешься, – подумал Сервас, если только действительно не знаешь, что случилось с твоим сыном».
– Вот это мы и хотели бы узнать, мадам, – ответил он, пристально ее разглядывая. – В последний раз он просил денег?
Она недоверчиво покосилась на него и выпустила дым в его сторону.
– Возможно…
– Прошу вас записать вот здесь ваши номера телефонов, – попросил он и протянул им записную книжку и ручку. – Мы вам сообщим, если будут какие-то новости.
Они выполнили просьбу без возражений.
Да уж, болтливыми Дебрандтов не назовешь. У них сын ошивается где-то в лесу, а они не впадают в излишние сантименты. Похоже, здесь материнский инстинкт сокращен до самых примитивных проявлений.
– Боже милостивый, родители даже не удосуживаются узнать, где ночует их сын, – высказался Рафаэль, когда они вернулись в машину.
Это были первые слова, которые он произнес после эпизода в сквоте.
* * *
Сервас посмотрел на часы. Скоро полдень. Они уже ехали обратно и въезжали в деревню. Кирпичные фасады домов, типичные для юго-запада, площадь с запыленными платанами перед церковью, главная улица, весьма кстати названная Главной, несколько магазинов, банк…
