Такую новость хорошей не назовешь…
Чтобы не идти перед манифестантами, которых сдерживало полицейское подразделение, и не попасть в камеру оператора, он предъявил пропуск и вошел в здание через двор, где парковались автомобили.
На третий этаж он поднялся в надежде, что не нарвется на начальника. Не тут-то было. Словно повинуясь шестому чувству, окружной комиссар выглянул из кабинета, как раз когда Сервас выходил из лифта. Наверное, Шабрийяк увидел в окно, как он входит в здание.
– Сервас! – резко бросил он.
– Да?
– Ко мне в кабинет!
Мартен вздохнул, вошел в прихожую, поздоровался с секретаршей патрона и вошел в кабинет окружного комиссара, гораздо более просторный, чем его собственный.
– Закройте дверь. Вы видели это безобразие внизу? Где вас носит? Новости есть?
Несколько секунд Сервас соображал, стоит ли говорить о Лемаршане. Пожалуй, слишком рано. Надо добыть побольше материала.
– Мы исследовали несколько следов.
– Вижу. Ничего вы не исследовали. Вы отдаете себе отчет, в каком дерьме оказались? Если вы быстро не найдете, кто это сделал, кварталы взорвутся. А я не хочу, чтобы отсюда начались атаки на комиссариаты со смертельным исходом! Шевелитесь! И вот еще что: я хочу, чтобы вы выяснили, кто тот сукин сын в вашей группе, что разболтал сведения прессе.
Сервас мрачно кивнул.
– Вы в курсе нападения в Ницце?
– Что? Какое нападение?
– Резня в церкви полчаса назад. Трое убитых, у двоих перерезано горло. Нападавшего нейтрализовала муниципальная полиция. Страна на грани социального взрыва. Давайте, шевелитесь!
Сервас не нашелся что сказать. Кроме того, что не видит никакой связи…
– Через два часа состоится пресс-конференция о начале расследования. Я хочу, чтобы вы присутствовали.
Серваса передернуло:
– Я? А что я скажу? Не думаю, что это хорошая идея, чтобы моя физиономия появилась на этой стадии расследования в газетах или на телевидении. Это может нам потом помешать.
– Я не спрашиваю вашего мнения, – возразил окружной комиссар. – И хочу, чтобы присутствовали не только вы, но и вся ваша следственная группа и все, кто принимает прямое или косвенное участие в расследовании. Нужно показать прессе, что мобилизован максимум персонала…
– Полагаю, что буду полезнее здесь, в деле, – настаивал Мартен.
Шабрийяк стал похож на раздувшийся сверх меры воздушный шар.
– Повторяю, майор: я вашего мнения не спрашиваю. И не советую вам на будущее разговаривать со мной таким тоном. Знаете, в чем ваша проблема? Вы вовсе не такой блестящий сотрудник, каким себя возомнили.
* * *
Венсан говорил по телефону, когда Сервас вошел к нему в кабинет.
– Минуточку, пожалуйста, – сказал его заместитель, зажав трубку ладонью. – Звонит человек из транспортного отдела. Он нам отправил рапорт по электронной почте. Говорит, что обнаружил следы автомобилей в грязи на подъезде к той поляне. Степень накачки, периметр колес, повторы отличительных знаков… Короче, он считает, что в ночь убийства Мусы Сарра на поляне были два седана и один фургон.
Фургон… Он слушал дальше.
– Но, к сожалению, у нас не хватает признаков, чтобы точно определить марки и модели. Но если мы обнаружим эти автомобили, то можно будет их опознать по рисунку протектора. Еще одно: звонила мать Мусы. Она хочет разговаривать только с тобой.
Сервас застыл на месте:
– Она сказала, что ей нужно?
Эсперандье знаками дал понять, что ответит не раньше чем закончит говорить по телефону. Мартен стал обдумывать то, что только что ему сообщил его заместитель. Мать Мусы ищет с ним встречи. Может, хочет сообщить какую-то важную информацию?
Он сел за свой стол и достал мобильник. Вспомнил на секунду Шабрийяка, и гнев охватил его.
– Мадам Сарр, вы хотели со мной встретиться?
– Да… здравствуйте, майор… Я… Я не знаю, к кому мне обратиться, и подумала о вас…
Он затаил дыхание. Тон был гораздо более примирительный, чем в прошлый раз. Голос в трубке звучал напряженно, почти с отчаянием.
– А что у вас случилось?
– Социальный арендодатель… Он мне написал. Мне приносят соболезнования, а потом, в том же письме, объясняют, что после смерти Мусы квартира стала для нас слишком велика и мы должны обменять ее на меньшую. Майор, я живу в этой квартире уже двадцать пять лет, это мой дом. Муса и Шариф выросли в этой квартире. С ней связано столько воспоминаний…
Голос в трубке задрожал от слез. «Вот мерзавцы, – подумал Сервас, – могли бы и подождать хоть немного».
– И я подумала, что, может быть, вы сможете что-то сделать, – снова заговорила она. – Вы полицейский, вы хорошо знаете юриспруденцию, право…
«Даже слишком хорошо», – подумал он. Потом стал соображать, каким образом можно отодвинуть истечение срока аренды. Даже полицейским было трудно в наши дни найти приличное жилье. И вдруг ему пришла идея.
– Послушайте, мадам Сарр, я не уверен, что смогу отменить замену вашего жилья. Но можно ее отложить. А за время ожидания, возможно, и найти решение этой проблемы. Вот что мы сделаем…
Он выдержал паузу, спрашивая себя, как она отнесется к его предложению.
– Я приглашу человека, который имеет право опечатать комнату Мусы. И комната будет считаться м-м-м… местом преступления. Поскольку следствие еще не закончено, никто не вправе туда войти, а следовательно, выселить вас и отобрать жилье.
В трубке воцарилось молчание.
– Вы поняли меня? – спросил он.
– Конечно поняла. Я не идиотка.
Сервас покраснел.
– А другого решения нет? – поинтересовалась она.
– Я не вижу другого решения. Прошу меня простить. Это очень просто: немножко воска на замок и этикетка. Но, естественно, вы тоже не будете иметь права заходить в его комнату.
Он ожидал, что сейчас его обругают и пошлют куда подальше.
– Только до того момента, пока мне удастся сохранять квартиру, – ответила она. – Дайте мне время закончить несколько его дел.
– Прекрасно. У вас ровно столько времени, сколько нужно. Я пришлю к вам человека.
– Спасибо, майор.
В трубке снова долго молчали.
– Вы ведь найдете убийцу моего сына?
Никогда не давай обещаний, если не уверен, что сможешь их выполнить.
– Обещаю.
– Спасибо.
Он еще какое-то время разглядывал стену перед собой. На него вдруг навалилась огромная усталость. Каков бы ни был результат расследования, врагов он себе уже нажил. Либо в одном лагере, либо в другом. А может, и в обоих. Он вызвал Каца.
