– После смерти мальчишки это надо было предвидеть, – продолжил мэр. – Почему же вы это проглядели?
На другом конце провода молчали.
– Поступали сигналы от «Фарос», на «Фейсбуке» и «Снэпчате» тоже появлялась информация, что что-то готовится, но угадать, что и когда, было трудно…
«Фарос» – «Платформа упорядочения, анализа, сопоставления и использования сигналов» (видимо, такое название придумал какой-нибудь бюрократ, любитель звучных акронимов
[43]) – система отслеживания упоминаний о случаях педофилии и развратных действий по отношению к несовершеннолетним, а также случаев разжигания расовой ненависти и призывов к насилию в Сети.
– Мобилизованы двести полицейских, люди из Дирекции республиканской безопасности и государственной безопасности, – продолжил директор. – Высланы вертолеты жандармерии для контроля с воздуха. Кроме округов Багатель, Рейнери и Бельфонтен, сигналы о сожженных машинах поступили из Изарда, Коломье и Бланьяка. В следственном изоляторе Сейсс тоже начались беспорядки.
Следственный изолятор Сейсс был известен своей перенаселенностью: случалось, что на каждом этаже там содержали по 110 задержанных.
– Черт побери! – воскликнул мэр.
– Мы уже провели около двадцати восьми задержаний, – чуть спокойнее сказал директор. И это еще не конец.
Он умолчал о том, что из двадцати восьми задержанных двадцать пять тут же отпустили домой, сделав им соответствующие внушения и призвав к порядку.
Густые брови мэра встопорщились больше обыкновения, он поблагодарил, попросил держать его в курсе и отсоединился. Потом оглядел своих заместителей таким взглядом, словно перед ним возник призрак Жозефа де Риго, первого мэра Тулузы, который умер на гильотине 20 апреля 1794 года.
– Можно подумать, что одной скверной новости в день недостаточно: то ковидные ограничения, то беспорядки…
* * *
Обитатели «коробочных» жилмассивов услышали над головой стрекот вертолета. Стены от этого стрекота завибрировали, словно в Южном Лос-Анджелесе в 1992 году
[44]. К стрекоту прибавился вой сирен, и те, кто жил на верхних этажах, увидели дым и отблески пожаров. Для тех, кто жил в других местах и смотрел на все происходящее на экранах телевизоров, может, это и было интересными картинками. А для местных жителей это был злой рок, и они попрятались в квартирах, как и положено штатским в зоне военных действий. Никакого затемнения в кварталах, свет просто зажигали, и все. Освещение событий в печати все разрасталось. Полицейские, как и журналисты, держались в сторонке. Им были даны ясные указания: на конфронтацию не идти, но и не давать мятежникам захватить другие кварталы.
В комиссариате Мирей уличное неистовство поутихло, но здание хранило следы вспышки насилия: черные полосы на стенах, сорванные с окон ставни, трещины на бронированных стеклах. По Бельфонтену погромщики передвигались очень быстро, на ходу круша городское имущество и играя с полицией в прятки.
Самое драматическое событие произошло в тупичке Теодора-Ришара, возле жилых высоток Рейнери.
Подожгли два припаркованных автомобиля. Когда же в зону возгорания въехала пожарная машина в сопровождении экипажа из отряда по борьбе с преступностью, на них с нависающих над улицей террас обрушился град камней. Они поняли, что попали в очередную ловушку. Экипаж состоял из двух полицейских, мужчины и девушки, нельзя сказать, что неопытных, но шевроны еще не получивших. После первых камней они попытались сдать назад и выскочить из-под обстрела, но несколько нападавших внезапно появились из-за угла с улицы Рейнери, как раз у них за спиной, и в них полетели плитки мостовой, выбив заднее стекло, а за ними «коктейль Молотова». Огонь вспыхнул мгновенно, быстро занялись ткани и пластик отделки, и салон заволокло едким ядовитым дымом. Водитель поспешил отстегнуть ремень и выскочить из этого пекла, а девушка на пассажирском кресле не смогла открыть свою дверцу. Как почти все автомобили, купленные на урезанный бюджет, этот был уже опасно изношен 260 000 километров пробега.
Оказавшись в ловушке, девушка принялась размахивать руками и в ярости кричать на заблокированную дверцу. Пламя уже стало окружать ее. Несмотря на сыплющиеся дождем камни и гортанные крики, пожарным удалось выбить дверцу и вытащить девушку, уже превратившуюся в живой факел.
Вызвали подкрепление. В панике спутник девушки по экипажу, выросший в Сен-Дени на Сене и воспитанный родителями родом из Сенегала, вытащил оружие и сделал два выстрела в воздух. Этот свой поступок ему пришлось потом объяснять на допросе в «полиции над полицией». «Скорая» и еще три экипажа приехали через шесть долгих минут и увезли девушку с ожогами второй и третьей степени.
Это был настоящий новый Вири-Шатийон
[45].
Пятница
31
В пятницу 30 октября утром Сервас собрал свою группу без Русье и Гадебуа.
– Пусть всем будет ясно, – начал он, – что, так или иначе, это расследование сидит у нас костью в горле. Если преступник – офицер полиции, то мы восстановим против себя большинство коллег. Если же, наоборот, он не полицейский, нас обвинят в том, что мы поддержали виновного, и линчуют в соцсетях. В этой истории нет приличного преступника, и наша единственная забота – его найти.
– Их найти, – поправила Самира.
Он кивнул, погрузившись в мысли о том, что сейчас происходит снаружи. После событий прошлой ночи розовый город зализывал раны. Сумма ущерба исчислялась сотнями тысяч евро, сожжены восемьдесят автомобилей, то есть на двадцать больше, чем в 2018-м, ранены двенадцать полицейских, а главное – по всему центру и окраинам жирно начертаны граффити: «Легавые – убийцы» и еще «Полиция – расисты».
Обгоревшую в Рейнери девушку ввели в искусственную кому, а ее раненый товарищ посажен под арест, и ему предписано принудительное лечение у психолога.
Сервас пустил по рукам фото Лемаршана и рассказал, что произошло накануне вечером с Самирой.
