– Я вас спрашиваю: вы причастны к этой мерзости, к педофилии? – резко повторил Гальван.
– Что?! Нет! Конечно же нет! Я не знаю, откуда взялись эти снимки! Это… это гнусно, подло! Даже смотреть не хочу! – произнес он, отворачиваясь от компьютера.
Гальван схватил его сумку, перевернул ее и вытряхнул на стол черно-белые фотографии формата А4, еще гнуснее и невыносимее, чем на экране.
– Вот тебе еще, мерзкая сволочь… – сказал он.
Невё задохнулся:
– Это вы… это вы только что подложили эти фото ко мне в сумку! – в панике крикнул он. – Что все это значит?
Полицейский впился в него налитыми кровью глазами.
– А это значит, что я посажу тебя в тюрьму… У тебя в сумке и в компьютере полно детского порно! Мне, глядя на тебя, блевать хочется!
К великому своему ужасу, Невё понял, что угодил в западню. Его руки судорожно задвигались по дереву стола. Вдруг он жалобно вскрикнул: в указательный палец вонзилась заноза. Он посмотрел на кончик пальца, из которого торчала маленькая щепочка и маленькая капелька крови.
– Ты знаешь, что в тюрьме делают с педофилами, Невё?
Торговец был на грани того, чтобы разрыдаться или упасть в обморок.
– Вы заманили меня в ловушку!
– Так знаешь, что с ними делают?
Кошмар… это был какой-то кошмар.
– Господи, да никакой я не педофил, и вы это прекрасно знаете! И я не хочу в тюрьму! Умоляю вас… я ничего не понимаю… Что вы от меня хотите?
На лице Гальвана не отразилось никакого сочувствия.
– Я хочу, чтобы ты позабыл все, что видел в замке, – сказал он.
Сердце у Невё отчаянно колотилось.
– Тот парень, о котором ты говоришь, – всего лишь негодяй, мерзавец, который выбирает жертву среди самых слабых, самых уязвимых. Он ненавидит и насилует честных людей, таких, как ты. Он, не колеблясь, залезет к тебе в дом, украдет твои деньги, изобьет тебя и изнасилует твою дочь… Он мерзавец такого сорта… Неужели тебе охота попасть в тюрьму из-за такого подонка? Он мертв, но что это меняет? Подумай, что будет с твоей дочерью, если его приятели скажут ей, что ее отец педофил, и спросят ее, а не развлекался ли ты и с ней тоже? Ты этого хочешь?
– Нет, конечно же нет! – крикнул Невё.
– Тогда ты должен забыть все, что видел в замке, и жить своей спокойной, обыденной жизнью… И меня ты тоже должен забыть. Я не хочу больше слышать о тебе ни слова, ты понял?
– А я за это забуду все, что здесь видел…
Гальван закрыл ноутбук.
– Компьютер твой будет храниться у меня. Так, на всякий случай…
Полицейский медленно поднялся, не выпуская ноутбука из рук. Невё следил глазами, как он спускается по склону к маленькому мостику, переходит на ту сторону ручья к парковке и садится в свою машину. Ручей спокойно пел свою песню. Торговый агент покрылся холодным потом. У него было такое впечатление, что он разговаривал с самим дьяволом. И в лесной тишине вдруг раздались его отчаянные рыдания.
45
В комиссариате перед глазами у Эсперандье лежал список телефонных операторов. В зале собраний были только Мартен, Самира, Кац и он. Всех остальных Сервас отправил на разные задания. Он запросил разрешение не только на реквизицию рабочего телефона Лемаршана, но и на экстракцию ретранслятора в его квартале.
– Вчера, когда мы сидели в засаде напротив дома Лемаршана, – объяснил Венсан, – предоплаченная карта активировала ближайший к его дому ретранслятор и вызвала еще один телефон-фантом.
– О’кей, – сказала Самира. – Значит, Лемаршан позвонил кому-то, чтобы предупредить, что мы торчим возле его дома…
Эсперандье согласно покачал головой:
– А позавчера, когда ты поехала в ресторан, перед тем как Лемаршан вышел из дома, в том же направлении был засечен другой телефон с предоплаченной симкой.
– Ладно, наверное, у Лемаршана целая коллекция телефонов с предоплаченными симками, – заключила Самира.
– Важно то, что все звонки сделаны на один и тот же номер, – заметил Сервас.
Чутье подсказывало ему, что тот, кому звонили, – очень важная персона. Это был не просто исполнитель. Может быть, он ошибался, но выходило, что продажный полицейский звонил по этому номеру, когда ему надо было узнать, как поступать дальше. Каким же образом выйти на того или на ту, кто находился на другом конце провода? – спрашивал он себя. Нетерпение одолевало его.
– Лемаршан заманил тебя в этот ресторан не только для того, чтобы напугать, – вдруг сказал он Самире.
Она повернулась к нему и сощурилась.
– В ресторане был кто-то, кому надо было на тебя посмотреть, – продолжил он. – Даю руку на отсечение, что именно этому человеку звонил Лемаршан.
Наступила тишина.
– Ты помнишь, кто сидел в зале?
Самира подумала:
– Да. Кроме Лемаршана там была пара лет пятидесяти, еще одна совсем пожилая пара, скорее всего, пенсионеры, молодая пара с детьми и еще старик, который сидел в углу…
Старик… Муса Сарр говорил Ариане Амбрелот о каком-то «человеке в возрасте».
– А у этого твоего старика, случайно, были не синие глаза?
Самира вздрогнула. Она поняла.
– Не знаю. Он все время смотрел либо в книгу, либо в тарелку. Но вполне возможно… Однако я не уверена…
– Нам надо допросить ресторатора. Не исключено, что все это его постоянные клиенты. Или они живут где-то неподалеку. Лемаршан не случайно выбрал именно этот ресторан: снова Арьеж…
– Надо еще посмотреть, ответит ли номер ресторана. Он сейчас закрыт из-за карантина, – сказал Венсан.
Последствия карантинных ограничений сказывались даже на расследованиях. И на торговых спекуляциях. Как только Франция и Испания ввели ограничения на ввоз товаров, сократились поставки из Марокко, потребители реже стали перемещаться, поток наличных денег сократился, а ущемление торговцев возросло. В результате усилилась конкуренция, участились случаи насилия, банды спекулянтов занервничали и начали срывать зло на представителях правопорядка, точно так же, как срывали на соперниках, и в 2020 году произошла настоящая вспышка сведения счетов.
– Найди владельца ресторана и передай ему, что мы нанесем ему маленький визит, – сказал Сервас Венсану. – Самира, а ты позвони дежурному магистрату и запроси разрешение на экстракцию с ближайшей к заведению антенны.
– Ресторатор сейчас дома, он живет наверху ресторана, – сказал Венсан пять минут спустя. – Он пользуется карантином, чтобы сделать кое-какие работы по покраске. Но он не уверен, что скоро откроется: голос у него был довольно подавленный.
Сервас схватил свое пальто.
