– Шайка ублюдков, – сказал он, не отрывая, однако, пистолет от виска.
Деликатный и внимательный пятнадцатилетний Лемаршан, который вызвал гримасу отвращения у восхитительной Мари-Элизабет ди Антонио, в тот день умер. Его место занял другой Лемаршан: задиристый, упрямый и злой, которого никто не любил, но все уважали. Потом он поступил в полицию, чтобы было где избыть свою злобу, и творил насилие и прочие мерзости уже легально, в государственном масштабе.
– Подумай хорошенько. Тебе осталось от силы месяцев шесть. Если не сделаешь этого сам, сделаем мы.
Он внимательно на них посмотрел. Они стояли, опустив руки и стволы вниз, и наверняка в стволах было только по одной пуле. Да и, в конце концов, они были правы: психиатр диагностировал у него депрессию со склонностью к суициду. Он не выдерживал нагрузок. Он никогда не поспевал. И никогда не имел случая пожить той жизнью, которая стоила бы свеч. А в лотерее счастья ему доставались только утешительные призы.
Однако упрямый и мерзкий полицейский, в которого он превратился, все-таки получил еще один шанс, когда встретил свою бывшую любовь. Ей было тридцать, ему сорок три. Она была хорошенькая брюнетка, крепенькая, умная и веселая. Правда, замужем, но молния на этот раз поразила обоих сразу. Когда они были вместе, она забывала обо всем на свете и не сводила с него глаз. Она заставила его почувствовать, что он для нее важен. А он это чувство просто обожал. Ради нее он, по природной своей неловкости, ослабил бдительность. Он убедил ее развестись. Первое время их жизнь напоминала идиллию. Но постепенно он понял, что все, что она когда-то проделала с ним, она могла проделать с любым другим. В том числе и в его присутствии. Когда в комнате появлялся мужчина, который ей нравился, она совершенно менялась, а когда она заводила с этим мужчиной долгий разговор, Лемаршан переставал для нее существовать. Он снова превращался в униженного подростка… Она напрочь о нем забывала, перенося все свое внимание на вновь прибывшего, и ее не могло остановить, даже то, что он был не один. Похоже, для нее это становилось вопросом жизни и смерти. Сколько же раз ему приходилось переживать подобные сцены? Со сколькими мужчинами она его вот так унижала? Предательство. Унижение… Словно тяготевшее над ним проклятье возвращалось снова и снова.
Само собой, он обнаружил, что она ему изменяла. И не раз, не два, а при каждом удобном случае. На эту тему у них происходили неистовые ссоры. Он обвинял ее в неверности, а она терпеть не могла, когда он ревновал. Бывало, что он пользовался своим ремеслом, чтобы дать выход ярости. В конце концов она его бросила. А он с течением лет все больше и больше озлоблялся.
Его понесло по жизни без руля и без ветрил, и носило так лет десять. Он стал нервозным и депрессивным алкоголиком. И, как логическое довершение всего, его настиг рак, воздав ему за все старания пасть как можно ниже. Предательство. Унижение. А теперь и свои его предали и унизили. Пусть они и представляли его иначе, пусть это был приказ самого генерала, но ему в очередной раз выпало стать жертвой… Как всегда… Ему это с детства было предначертано.
– Сделай это ради генерала, ради тебя самого, ради нашего дела, – произнес один из троих.
Он почувствовал, как по щекам побежали горячие соленые слезы. Эти слезы говорили, что жизнь поцеловала его в последний раз. Он не стал их вытирать, просто широко улыбнулся. Улыбнулся этой суке жизни. И всем этим идиотам. Улыбнулся смерти… Улыбнулся блаженной улыбкой малодушного дурака, которым он, в сущности, и оставался.
– Ты ведь не хочешь, чтобы эти мерзавцы выиграли войну, правда, Лемаршан?
Да не вопрос. Адамово яблоко на шее в последний раз дернулось вверх, потом вниз, и он нажал на курок. В голове полыхнул ослепительно-белый свет. Первый свет за такое долгое время…
* * *
– Приступим, майор; читайте по бегущей строке…
В этом видео
я хочу сказать правду.
Это я убил Кевина Дебрандта.
Это я преследовал
Мусу Сарра в лесу.
Моего сообщника зовут
Серж Лемаршан.
Теперь, когда правосудие свершилось,
я могу уйти с миром.
Я хочу сказать всем, кого я люблю,
Что…
61
– Никто на эту удочку не попадется.
– Это еще почему? – сказал Рафаэль Кац. – Ты что, думаешь, когда у них будет двое обвиняемых, видео, где ты сознаешься в своих преступлениях, когда они узнают, что Леа хотела тебя бросить и уехать в Африку, они станут еще где-то кого-то искать? Уж ты-то должен знать, как это работает.
Вот гады, они прослушивали квартиру.
– Двое обвиняемых?
– Серж Лемаршан, он только что покончил с собой.
Господи…
Они шли через парк. Капля дождя упала ему на голову, потом еще одна. Большая и холодная. Снова начинало накрапывать. Деревья раскачивались, облака, более светлые, чем ночная тьма, неслись над ветвями, как корабли-призраки в чернильном море.
– Моя группа не удовольствуется этой версией. В «охоте» принимали участие и другие люди.
– Их никто никогда не найдет, учитывая, что те двое, что могли заговорить, будут мертвы… А что до твоей группы, так ее лишат полномочий и отстранят от дела. Не забывай, что ты обвиняемый.
Он вгляделся в лицо Каца.
– Зачем? – спросил он. – Почему ты это делаешь?
– Потому что так надо…
Так вот, значит, чем дело кончится. Самоубийством… Его коллеги, его друзья подумают, что он не выдержал напряжения. Что на него слишком сильно надавили. Всем известно ужасное психологическое состояние полицейских. Среди полицейских самоубийства происходят каждую неделю. Но тогда почему бы и ему себя не укокошить?
Вдруг генерал, который шел впереди, резко остановился и застыл на месте. Подняв кверху нос, он потянул в себя влажный воздух, как охотничья собака, которая, что-то почуяв, сделала стойку.
– Идите дальше, – сказал он, – я кое-что забыл. Я вас догоню…
* * *
– Твою мать! – прошипела Самира.
Она буквально уничтожила взглядом парня из следственной бригады, растянувшегося рядом с ней.
– Неужели нельзя было побрызгаться чем-то менее резким?
Самира посмотрела сквозь живую изгородь и увидела Мартена, который шел в середине кортежа, направлявшегося к трем пристройкам, расположенным в виде буквы «U». От группы отделилась высокая фигура в петушиной маске на голове и повернула назад к замку. В этом зрелище было что-то сюрреалистическое: в огромных нелепых масках, в том, как они двигались гуськом. Все это напоминало знаменитый кадр из «Седьмой Печати»
[68] и вызывало дрожь. «Дрянь дело», – повторила Самира. Вдруг неожиданно налетевший порыв ветра раскачал шпалеру и окатил всех ледяным душем.
