Андре расхаживал по вестибюлю станции, не замечая натыкающихся на него людей. Водоочистная станция – в смысле, Макмиллана? Некие жутковатые заброшенные руины где-то у черта в заднице? Идеальное место, чтобы провернуть что-нибудь в этом духе – что-нибудь страшное, причем незаметно для окружающих. В ходе собственного исследования психопатов, преследующих корыстные цели, он постоянно видел одно и то же: это опрометчивые, импульсивные, бессердечные люди, напрочь лишенные способности к сопереживанию чужой боли, и если встать у них на пути, то они тебе это обязательно припомнят и отомстят, вплоть до смертоубийства.
Андре все еще ошалело таращился на телефон, как вдруг до него окончательно дошло: он настолько сосредоточился на своем собственном вранье, что слишком легко попал под чары Хлои и Чарльза. Да, время от времени он обращал внимание, что они не такие, как он, но его почему-то все равно тянуло к Хлое с ее шуточками и упёртостью в стремлении вычислить убийцу и к Чарльзу с его гламурным обаянием.
Он уже думал об их троице, как о неком странном подобии той компашки из «Скуби-Ду»
[133], волей судьбы собравшейся вместе, совершенно забыв при этом, что моральные компасы, направляющие каждого из них, настроены на радикально разные стороны света. И на что же он рассчитывал, когда они наконец придут к какому-то окончательному заключению, – на что-то ответственное? Вот-вот случится что-то очень-очень плохое – не исключено, что и с ни в чем не повинным человеком, выслеженным Хлоей и беззаботно присоединившимся к ней Чарльзом, которые наверняка решили, что Андре вполне устроит любое топорно исполненное правосудие, пусть даже и задним числом.
Схватившись руками за голову и крепко сжав ее, Андре тихонько выругался про себя. Он единственный знал, что происходит. Единственный мог остановить их. Нащупывая дрожащими руками телефон и пытаясь продумать свои дальнейшие действия, он бросился бегом к главному выходу, где стояла очередь такси.
61
Смутно слышу чей-то стон. Мне жутко холодно, лихорадочно трясусь всем телом. Горло болит, в голове глухо пульсирует. Открываю глаза и тут же сознаю, что стон мой собственный. Чувствую холодный песок между пальцами. Закрываю глаза, и меня опять уносит неведомо куда. Мы с Чарльзом на пляже?
– Еще не все собрались, – слышу вдруг чей-то голос. Женский голос.
Опять отрубаюсь.
* * *
Когда вновь прихожу в себя, чувствую в запястьях какое-то странное покалывание, словно их кто-то грызет. Руки болят, и начинают неметь плечи. Через миг сознаю, что они связаны у меня за спиной, туго стянуты возле самых кистей, а я лежу на боку. Моргая, пытаюсь рассмотреть обстановку. И то, что вижу, никак не укладывается в голове.
Вокруг в основном полная тьма, но вскоре глаза немного настраиваются. Футах в десяти от меня яркий туристский фонарь вроде «летучей мыши», светящий во все стороны. За ним различаю сгорбленную фигуру – Андре. Он сидит, прислонившись спиной к бетонной колонне и как-то странно положив руки на колени. Справа от него какое-то дергающееся из стороны в сторону бледное пятнышко, которое я никак не могу нормально рассмотреть, поскольку оно прямо за фонарем.
Что-то вновь вгрызается мне в запястья. В голове проскакивает мысль про «Колодец и маятник»
[134] и про крыс. Да, это грызет крыса, время от времени прихватывая кожу. Ну давай, грызи активней! Тяну, напрягая руки, и путы тихо спадают. Перекатываюсь на другой бок как раз в тот момент, когда Чарльз выплевывает изо рта скомканный пластиковый пакет. На лбу у него засохшая кровь, всклокоченные волосы почернели и слиплись. Но глаза живые и настороженные. Он быстро произносит, чуть громче шепота:
– Беги! Скорей! Она возвращается.
Мышцы моих ног уже готовы сработать, но уже слишком поздно. Вижу какую-то тень, отбрасываемую светом фонаря. Вперед выдвигается темная фигура. Это Меган, во всем черном, волосы стянуты в хвост на затылке. Андре оказывается у нее за спиной. Чарльз лежит на песке неподалеку от меня – единственный из нас, кто удостоился чести быть связанным по рукам и ногам. Неподалеку, поджав под себя ноги, с каким-то странно расслабленным видом сидит Тревор, который смотрит вправо, прямо на Эмму.
Меган небрежно подходит ближе.
– Самое время начинать нашу маленькую вечеринку.
– Вечеринку? – откликается Чарльз. – Я вроде не получал приглашения.
«Блин, идиот – сейчас не время для шуточек!»
Меган размахивается ногой, и я съеживаюсь, когда она пинает его – сначала в грудь, а потом прямо в голову. Подумываю вскочить и напасть на нее, но что-то меня останавливает – Андре смотрит прямо на меня и мрачно качает головой. Руки у него связаны, но он все-таки ухитряется изобразить пальцами пистолет. Опять перевожу взгляд на Меган и вижу в левой руке у нее знакомый ствол – видать, она забрала его у Чарльза. Моего шокера тоже нет – судя по всему, он теперь тоже у нее.
Меган присаживается на корточки напротив Чарльза, который полуобморочно выкашливает кровь. После ее пинков он в совсем плохой форме – худшей, чем все остальные из нас. Вид у Тревора и Андре какой-то прибалдевший – наверное, она их чем-то одурманила или же вырубила ударом по голове, как меня. С Эммой понять сложнее – та сидит совершенно неподвижно, с пустым, обессиленным лицом.
– У тебя всё? – спрашивает Меган у Чарльза. – Закончил придуриваться?
– Я думал, у меня на это еще лет пятьдесят, – отвечает он.
Кретин!
Она опять бьет его ногой в грудь. Чувствую, как бешенство поднимается во мне, словно лесной пожар. Господи, вот она я, совершенно безоружная – та, что в последние недели превратила готовность к нападению едва ли не в искусство!
Чарльз сжимается в комок, прикрывая грудь связанными руками, но обращает окровавленную ухмылку к Андре. Глаза у того широко раскрыты, и он явно не разделяет веселья Чарльза.
– Меган, ты еще можешь остановиться, – тихо произносит Эмма. – Еще не поздно. То, что ты что-то затеяла, вовсе не означает, что ты не можешь остановиться.
Меган с отвращением смотрит на нее.
– Никто не спрашивает твоего мнения, мышка. Я уже почти закончила.
Совершенно ошеломленный Тревор переводит взгляд то на нее, то на Эмму.
