31
– Да, мы знаем, что это крайне непростое время для всех в кампусе, – произнес Леонард, ощутив некоторый укол вины. Разумеется, Хлое было абсолютно неоткуда знать, что двое убитых студентов участвовали в программе. Выдавать подобную информацию психопату – далеко не лучшая мысль. Леонард и без того чувствовал себя не в своей тарелке от того, что Чарльз все-таки как-то это выяснил или, по крайней мере, подозревал – наверное, придя к выводу, что сложившиеся между ними за два с лишним года доверительные отношения дают ему право без всякого стеснения попытаться выкачать у него какие-то новые подробности.
Семь лет назад уже было одно происшествие такого рода, когда один из участвующих в программе студентов, проваливший экзамены почти по всем предметам, пытался выставить университету судебный иск за раскрытие его личности «опасным типам» посредством этой самой программы – несмотря на то что все условия прекрасно знал, все формы согласия подписал, а ни с кем из подопытной группы даже ни разу не встречался. В Адамсе предпочли спустить конфликт на тормозах, а не ввязываться в судебную тяжбу, позволив скандалисту пропустить проваленный семестр и все равно выпуститься в срок. С тех самых пор Леонард в расчете на подобные ситуации изменил некоторые формулировки форм информированного согласия, но риск все равно оставался.
Хлоя кивнула, широко раскрыв глаза. Она сидела нога на ногу в кожаном кресле, которое обычно выбирала во время психотерапевтических сеансов.
– Жаль их родителей.
Ей их действительно жаль или она просто хорошо умеет делать вид, что это так? Во время сеансов Хлоя ни разу не произнесла чего-то такого, что не выглядело бы извлеченным из консервной банки с этикеткой «Добропорядочная американская студентка». Хлоя любила поговорить про себя, но всегда держала осторожную дистанцию, которую Леонард пока что так и не сумел преодолеть. Не желала затрагивать какие-то действительно болезненные темы.
– Думаете, это из-за наркотиков?
– Давайте не будем говорить на эту тему, Хлоя. Лучше попробуем сосредоточиться на вас.
– Ой, у меня такая скучная жизнь! А можно сегодня именно я буду задавать вопросы, чтобы мы смогли получше узнать друг друга?
– Некоторые любят испытывать меня, чтобы отвлечь внимание от самих себя. Это вполне понятно, психотерапия – не для каждого. От пациента требуется эмоциональная развитость, чтобы от терапии действительно был какой-то толк. – Уимен сделал паузу, чтобы глотнуть воды. – Итак, вы хотите побеседовать о чем-то, что у вас на уме, или все-таки обо мне?
Она поерзала в кресле.
– А можно поговорить про тревожный сон, который мне недавно приснился?
– Конечно.
Хлоя отвела взгляд к окну.
– В этом сне я в общественном туалете. На спине у меня огромный синяк. И тут в туалет заходит мужчина и трогает этот синяк. – Она ненадолго примолкла, покраснев. – И это типа как эротично, каким-то непостижимым образом. Как по-вашему, что это может означать?
– Должен признаться, я не фрейдист. Я склоняюсь к мысли, что сны – это просто, так сказать, салат из отрывочных образов. А тот человек и поставил вам этот синяк?
– Не думаю, но почему я так отреагировала?
– Хорошо: что такое синяк?
– Поврежденные живые клетки под кожей.
– Синяк – это физическая отметина. Он означает: «Кто-то причинил мне боль».
Хлоя открыто встретилась с ним взглядом, и на миг по ее лицу пробежал искренний, почти неприкрытый гнев, которого тут же как не бывало. Перед Леонардом опять сидела все та же добропорядочная американская студентка.
– Я просто часто принимаю неверные решения в своей интимной жизни.
– Да?
– Ну, я просто уверена, что моя мама или мой последний психотерапевт уже успели вам рассказать, что тогда случилось с Алексеем.
Здесь она наконец бросила ему косточку, переключившись на более удобную ей тему, поскольку тот сон оказался слишком опасной территорией. Для того чтобы продемонстрировать свою «эмоциональную развитость»? Похвалиться каким-нибудь неблаговидным поступком? Завоевать его своей смышленостью?
– Я практически ничего про это не знаю.
– Все было не так, как говорят люди, – сухо произнесла Хлоя. – Из него делают какого-то хищника, но на самом деле он совсем не такой. Алексей был у нас самым молодым учителем, все девчонки на него западали. А я была не какой-то там невинной девственницей. Как-то меня должны были забрать из школы, но не забрали, и он подвез меня домой, и мы всю дорогу проболтали. У нас оказалось очень много общего.
– По-вашему, у пятнадцатилетней девочки и двадцатидвухлетнего мужчины может быть много общего?
– Мы оказались с ним на одной волне. У меня уже и раньше были парни, но тут я словно впервые ощутила, как меня реально тянет к кому-то. Так уж просто вышло, что это оказался мой учитель. Когда я впервые поцеловала его, он сказал, что нельзя. Я спросила: «Почему?», а он ответил: «Из-за нашего возраста». А я ему: «Почему нам обязательно надо придерживаться каких-то дурацких правил насчет того, в каком возрасте можно к кому-нибудь прикасаться?»
– Давайте попробуем проанализировать один пример – по-моему, это у вас хорошо получится. – Эти слова, естественно, подстегнули ее интерес. – Предположим, что вас не устраивает возраст согласия, установленный законом. Но ведь в мире полным-полно и других правил, которые вас тоже наверняка не устраивают?
– Ну да… – произнесла Хлоя. Судя по ее тону, она пока не понимала, к чему он клонит.
– Чем все заканчивается, когда такие правила есть, а вы вдруг попадаетесь – независимо от того, устраивают они вас или нет?
– Но я не думала, что мы попадемся.
– Задумывались ли вы, какие будут последствия для вас обоих, если вас поймают?
– Это как раз обо мне все только и говорили! – воскликнула Хлоя, царапая ногтями подлокотники кресла. – Все только обо мне и говорили, постили всякие гадости в интернете… А никто ничего и не узнал бы, если б он не был таким ослом.
– Что вы имеете в виду? Насколько я понимаю, ваша мать как-то об этом узнала и сообщила в школу?
– Это она вам так сказала? – Хлоя уже изучала свой ноготь, накрашенный ярко-лиловым лаком. – Оказалось, что Алексей встречался с какой-то другой девушкой. У них даже тихариться нормально ума не хватило, трахались прямо в школьной театральной студии – кто-то их там и застукал. – Под конец на лице у нее промелькнуло какое-то лукавое выражение. – Все родители, естественно, разбушевались.
– И каковы были последствия?
– Его уволили. Про него даже в газетах писали, так что я сомневаюсь, что он смог и дальше работать учителем. Моя мама пыталась перевести меня в школу-интернат, в чем даже не было ни малейшего смысла, поскольку на тот момент его уже и в городе не было.
