– Ну да, – отозвалась Маи. – Бывает сложновато объяснить, что подсказывает тебе твоя девичья интуиция.
– Аллё, все это уже популярно изложено в «Даре страха»!
[115] Когда я говорю, что в присутствии этого человека чувствую себя крайне неуютно, можешь просто воспринимать меня всерьез? Я не шучу.
– Уже нашли, кто оставил лабораторию незапертой?
Когда они только познакомились на какой-то встрече аспирантов, именно основная направленность диссертации Елены и придала ей блеска в глазах Маи, которая просто-таки обожала тему реальных преступлений и не пропустила ни единого эпизода «Точки отсчета»
[116]. Но суровая реальность заявила о себе, когда их отношения стали более серьезными и Маи начала спрашивать Елену, не может ли та область, в которой та занимается исследованиями, каким-то образом накликать беду на их жизни.
– Одна из лаборанток. В принципе, нормальная добросовестная девчонка, но при том, что тут происходит, все уже на пределе. Кстати, у меня есть кое-какие новости на этот счет.
Елена прервалась, чтобы откусить от эмпанады, которая оказалась сальтеньей
[117] – как раз как она любила.
Откуда-то впереди донеслось завывание сирен. Маи шумно выдохнула, когда появились двое полицейских на мотоциклах, поднявшие руки и остановившие поток транспорта. Когда ожидался проезд какого-нибудь кортежа, полиция возникала без всякого предупреждения и моментально перекрывала движение, чтобы дать дорогу веренице бронированных седанов и лимузинов – никогда не поймешь, кто там внутри и как долго придется ждать.
– Похоже, сколько-то придется тут посидеть.
Маи запустила руку в свою короткие, стоящие ежом черные волосы – подобный имидж Елена никогда не смогла бы себе позволить. Разломив эмпанаду пополам, она предложила половину Маи, которая с благодарностью взяла ее.
– Если у тебя есть какие-то слухи, то рассказывай не спеша и с выражением.
Елена фыркнула от смеха.
– Вообще-то на самом деле это хорошая новость, – сказала она. И в самом деле, когда Елена ее услышала, словно гора свалилась у нее с плеч. – Мне тут кое-кто шепнул, что совсем скоро арестуют того, кто убил тех двух студентов.
– Погоди-ка, что? В каком это смысле «кое-кто»?
– Леонард хорошо знает одного из детективов. Тот сегодня приходил к нам в офис, и мне удалось разобрать, о чем они разговаривали за стенкой.
– А разве твой кабинет через стенку?
– Ладно, я приложила к двери чашку и прижалась к ней ухом, – призналась Елена.
Маи расхохоталась.
– И что, это действительно что-то дает?
– Ну да. Во всяком случае, кое-что было слышно. Похоже, что вся эта история связана с наркотиками и они близки к тому, чтобы произвести арест.
То, о чем ей нельзя было говорить, но очень хотелось, – так это какими напряженными оказались последние несколько недель, особенно с Леонардом.
Елена считала, что убийство сразу двух студентов, участвующих в программе, – это уж слишком для простого совпадения, но Леонард категорически не разделял подобного мнения. Он полагал, что повышенная склонностью к риску неизбежно ставит людей в опасные ситуации, а так уж вышло, что психопатов неудержимо тянет к рискованному поведению. Оба пару раз пытались обсудить, стоит ли ставить в известность остальных участников программы, но Леонард всякий раз был решительно против. И раз уж он не обращал на ее озабоченность этим вопросом никакого внимания, то Елена не видела ничего зазорного в том, чтобы подслушать его приватную беседу с детективом. Правила конфиденциальности в программе строго запрещали ей делиться любыми сведениями со своей невестой – которая, разумеется, не знала, что Майкл и Келлен входили в группу, с которой работала Елена, – и это фактически вынуждало ее врать, хотя обычно она никогда не врала Маи.
– Слава те господи, – с набитым ртом проговорила Маи. Обе наблюдали за проносящейся мимо вереницей полицейских автомобилей с завывающими сиренами, за которой опять последовали мотоциклы, а потом сверкающие, безликого вида черные автомобили. Елена улыбнулась, впервые за несколько недель увидев свет в конце туннеля.
Было просто ужасно получить такой неожиданный удар по программе – не знать точно, что произошло, и не чувствовать себя в полной безопасности, даже сидя в собственном кабинете. Теперь можно было выбросить из головы образ Келлена, лежащего на полу в луже собственной крови, и сказать себе, что все это оказалось лишь трагическим следствием целой серии неправильных жизненных решений – в точности то, что сказал Леонард. Теперь, когда дело должны были вскоре закрыть, жизнь неминуемо войдет в обычную колею, и все могут вздохнуть с облегчением.
Тем же, о чем она не могла рассказать вообще никому – ни Маи, ни Леонарду, особенно сейчас, поскольку до сих пор еще пребывала в некотором испуганном замешательстве, – была совсем крошечная навязчивая мыслишка, которая уже приходила ей в голову не раз и не два. Теперь казалось глупым думать на эту тему, но две недели назад был момент, когда она работала за компьютером, анализируя полученные данные, и в голове вдруг промелькнуло: «А это не может быть Тревор?» У нее не было абсолютно никаких свидетельств тому, что он даже просто знал обоих убитых. Оба были такого сорта ребята, с которыми Тревор никогда не стал бы дружить или даже просто общаться, – такого сорта ребят он бы скорее даже возненавидел (хотя планка, за которой начиналась ненависть Тревора, была довольно низкой).
Елена бездумно строила такие предположения исключительно на основе собственной интуиции и вот теперь корила себя за предвзятость. Она была рада, что так и не поделилась своими подозрениями с Леонардом – он мог счесть ее непрофессиональной или попросту истеричкой, или заподозрить ее в недостатке некого изначального уважения к пациентам. Резкий скачок от чисто субъективного «этот человек вызывает у меня неуютное чувство» к практически безапелляционному «этот человек может быть убийцей» являлся наглядной иллюстрацией того самого узколобого подхода к решению возникающих проблем, с которым сам Уимен решительно боролся на протяжении всех последних десятилетий своей жизни. А тут одна из самых доверенных его ассистенток вдруг позволяет себе делать необдуманные выводы, демонстрируя в точности такую непрофессиональную скоропалительность! Елена была рада, что никому так и не призналась в этой своей тайной мысли, и даже еще больше радовалась, что оказалась не права, подозревая самое плохое относительно одного из своих пациентов.
