– А почему именно туда?
– Хочу подчистить кое-какие болтающиеся концы, – отвечаю я, играя с его волосами.
– Какие еще концы? – уточняет Чарльз, глядя мне прямо в глаза. Зрачки у него в полутьме просто огромные.
– Болтающиеся, – подкалываю я.
– Хлоя… где Уилл? Я не видел его больше недели.
– Я что ему – сторож?
Он отрывает голову от подушки.
– А ты… ты ничего такого не сделала? Эта водоочистная станция – там ты все это и обтяпала?
Я складываю руки на своем голом животе и ничего не отвечаю.
– Я никому не скажу, – шепчет он.
– Вот и хорошо, поскольку рассказывать нечего. Уилл был куском дерьма и получил по заслугам.
– Я знаю, что Уилл гад… Как думаешь… он не только один раз такое проделывал?
– Блин, а это важно? – рявкаю я.
Чарльз с невинным видом разводит руками.
– Ну не знаю… Итак, твой план в том, чтобы заманить туда Тревора или Эмму, и что – выставить все так, будто Уилл – это их рук дело?
– Пожалуй. – Ищуще смотрю на него широко распахнутыми глазами. – Они могут меня одолеть – ты единственный, кого я могу просить о помощи.
– А как же Андре?
– Андре я не доверяю.
– Расистка!
Я фыркаю.
– Не потому, что он черный. Андре – стопроцентный психопат. Он всю дорогу строит из себя святую невинность, и люди вроде тебя на это западают.
Это, плюс есть кое-что, чего Андре ни в коем случае нельзя узнать обо мне – то, что Чарльз уже знает.
– Что ты хочешь, чтобы я сделал?
– Я еще окончательно не решила. – Вообще-то все давно уже решено. Чарльз, Андре и рукопись – вот мои приманки. Эмма явно не ждет, что мы будем работать вместе, так что на пару с Чарльзом, особенно учитывая его огневую мощь, мы ее точно одолеем. – В субботу вечером мне понадобится физическая поддержка. Всю логистику я еще не просчитала, но ты мне там нужен со своим стволом. Нам надо будет выдвинуться пораньше, чтобы заготовить ловушки.
Чарльз качает головой.
– И на все-то у тебя есть план, насколько я погляжу?
Это уже почти обещание. Ободряюще стискиваю его руку, укладывая голову ему на грудь.
– Ну что с тобой делать? – бормочет он, играя с моими волосами.
– Все, что хочешь, – предлагаю я.
Чарльз опять качает головой, с шутливым раздражением шумно выдыхает.
– Мне нельзя даже просто находиться здесь, – произносит он, обращаясь больше к самому себе, чем ко мне. Поворачивается, чтобы посмотреть на меня, – его лицо на подушке прямо рядом с моим. Шепчет: – Знаешь, почему мне нравится быть с Кристен? Помимо того, какая она. Когда мы вместе, я чувствую себя нормальным.
– А это веская причина, чтобы быть с кем-то?
– Ты вообще представляешь, что я чувствовал, когда кто-то залез к нам в дом?
– Я нисколько не отрицаю тот факт, что, по твоему собственному разумению, ты любишь ее.
– И что же тогда?
– Я просто хочу сказать, что она никогда тебя не поймет. Самую темную твою сторону. Никогда не поймет, что под этой маской пустой сосуд.
– Как это прикажешь понимать?
– А так, что никто этот сосуд никогда не сумеет полюбить, кроме таких же, как ты.
Не могу прочитать выражение у него на лице.
– Иногда становится утомительным постоянно что-то изображать.
Поерзав, придвигаюсь ближе к нему и глажу по волосам. Сейчас они не намазаны никаким гелем, как в тот вечер на балу по поводу Хэллоуина. Сейчас это просто мягкие светлые пряди с примесью каштанового. Чарльз сглатывает, отчего у него дергается кадык.
– А что, если мы немного поцелуемся – или это тоже будет притворство? – шепчет он.
Мотаю головой, подаваясь к нему. Мы целуемся, белые простыни образуют между нами защитный барьер. Его рука над одеялом пробегает по моей спине, останавливается на талии и притягивает меня ближе. Мы двигаемся без всякой спешки, но ноющее напряжение во мне все равно растет. Чувствую его губы у себя на горле. В меня упирается что-то твердое, и только через долю секунду просекаю, что это его пистолет, заткнутый за пояс. Чарльз закидывает на меня ногу, наваливается на меня, прижав мои вытянутые над головой руки к подушке, и я извиваюсь под его весом, желая касаться его всем телом.
– Чарльз… – шепчу я.
Он слегка отодвигается, глядя на меня. Наши лица всего в какой-то паре дюймов друг от друга, и я замечаю, что он без контактных линз. Вдруг Чарльз как-то странно кривится.
– Ты пахнешь апельсинами, – шепчет он.
– Что?
Он быстро моргает.
– Гнилыми апельсинами.
Тут Чарльз слезает с меня, садится на край кровати и лихорадочно роется в карманах, после чего резко встает и что-то сует себе в рот.
– Есть кола?
– Ты вообще о чем? – едва не ору я.
Он проглатывает таблетки насухую.
– У меня аура. А значит, скоро начнется приступ мигрени. У тебя есть что-нибудь с кофеином?
Чарльз уже движется к окну. Выкапываю из сумки банку какого-то энергетика комнатной температуры, и он залпом заглатывает чуть ли не половину.
– Мне нужно вернуться домой и прилечь.
– Да приляг здесь – мы так и не поговорили.
– Увидимся, Хлоя.
Он уже выбрался обратно на пожарную лестницу. Наверняка сдрейфил – решил, что мигрень послана ему в наказание за измену его ненаглядной Кристен.
– Так прикроешь меня? – взываю ему вслед, но Чарльз уже спускается по железным ступенькам.
– Я ведь уже сказал, что да, – отзывается он.
58
Чарльз открыл глаза, перед которыми смутно маячили расплывающиеся цифры электронных часов. Девственную лужайку перед домом в Форт-Ханте, тщательно очищенную от опавшей листвы, затягивал тонкий слой утреннего тумана. Включил радио, чтобы послушать новости – теперь он слушал их регулярно, надеясь услышать что-нибудь об исчезновении определенного студента Адамса.
Потом спустился вниз, пройдя мимо отцовского кабинета, в котором тот общался с кем-то по телефону. Сделав на кухне две порции «Кровавой Мэри», отнес их в кабинет. Отец все еще висел на телефоне и вопросительно поднял брови, когда Чарльз поставил перед ним стакан – был он хоть и алкаш, но по части напитков человек привередливый, такому не всем угодишь. Немного отхлебнул, едва закончив разговор, и одобрительно кивнул, откинувшись в кресле. Несмотря на четверг, находился он в режиме «воскресного папы» – редком для себя хорошем настроении.
