Надеюсь как можно скорее получить от Вас письмо.
Заверяю Вас в своем совершенном почтении,
Роберт Б.Ф. Маккензи.
О большинстве событий, случившихся сразу после получения этого письма, известно из газет. Мне удалось договориться с Мискатоникским университетом о финансировании экспедиции, а помощь доктора Бойла и г-на Маккензи в улаживании дел с австралийской стороной была поистине бесценна. Мы старались не распространяться о деталях всего предприятия, так как опасались, что успеху дела могут навредить дешевые, падкие до сенсаций газетенки. По этой причине информации в печатных изданиях было немного, но довольно для того, чтобы осветить планируемую экспедицию по исследованию австралийских руин и задокументировать этапы нашей подготовки.
Сопровождать меня вызвались Уильям Дайер, профессор кафедры геологии, руководивший Мискатоникской Антарктической экспедицией в 1930–1931 годах, Фердинанд К. Эшли с кафедры истории античности и Тайлер М. Фриборн с кафедры антропологии, а также мой сын Уингейт. Маккензи, мой корреспондент, прибыл в Аркхэм в начале 1935 года, чтобы помочь нам с финальными приготовлениями. Ему было около пятидесяти, и он зарекомендовал себя как человек невероятной компетенции и учтивости, эрудированности, а кроме того, был прекрасно осведомлен обо всех тонкостях путешествий по Австралии. Тягачи уже ожидали нас в Пилбарре, и мы проложили курс для грузового парохода сравнительно небольшого водоизмещения, чтобы добраться до них вверх по реке. Мы были готовы вести археологические раскопки самым бережным образом, просеяв каждую песчинку, чтобы не потревожить естественного расположения находок.
28 марта 1935 года в Бостоне мы взошли на борт пыхтевшего судна «Лексингтон», на котором пересекли Атлантику, Средиземное море и прошли по Суэцкому каналу в Красное море, а затем через Индийский океан к цели нашего путешествия. Нет нужды говорить, сколь депрессивным было зрелище низких песчаных берегов Западной Австралии и какое отвращение во мне вызывали шахтерский городишко и безотрадные золотые рудники, откуда тягачи везли свою тяжкую ношу. Нас встретил доктор Бойл, пожилой, приятный в общении джентльмен, чьи познания в области психологии породили длительные дискуссии между ним, мной и Уингейтом.
Охваченный тревожным предчувствием, мешавшимся с предвкушением открытий, наш отряд из восемнадцати человек двинулся на вездеходах сквозь пески и скалы. В пятницу, 31 мая, мы переправились через рукав реки Де Грей и оказались в мрачной пустоши. По мере приближения к осколку древнего мира из легенд во мне росло чувство страха, усиливавшееся благодаря неослабно преследовавшим меня снам и видениям.
В понедельник, третьего июня, мы впервые увидели каменные блоки, наполовину погребенные в песках. Не могу передать весь спектр чувств, охвативших меня, когда я коснулся совершенно реального фрагмента циклопической кладки, в точности совпадавшей с той, что я видел во сне. Виднелся отчетливый след резьбы, и руки мои дрожали, когда я рассматривал прихотливый криволинейный орнамент, знакомый мне по мучительным кошмарам и тяжким исследованиям.
Через месяц раскопок мы насчитали 1250 блоков разной степени изношенности. Большинство из них были мегалитами с изогнутой верхней и нижней плоскостью. Остальные были меньших размеров, плоскими, квадратной или восьмиугольной формы – как те, которыми были вымощены полы и тротуары; редко попадались массивные, изогнутые или скошенные под углом, использовавшиеся для возведения сводов или валов или в строительстве арок и оконных рам. Мы продвигались все дальше на северо-восток, копали все глубже и находили все новые и новые блоки, но все они лежали в совершенном беспорядке. Профессор Дайер был шокирован безмерной древностью кладки, а Фриборн обнаружил следы символов, о которых упоминали мрачные предания народов Новой Гвинеи и Полинезии родом из незапамятных времен. Состояние и расположение блоков молчаливо говорили о головокружительных безднах времени и тектонических катастрофах космического масштаба.
В нашем распоряжении был аэроплан, и мой сын Уингейт нередко поднимался в небо на разные высоты, разыскивая среди скал и песков этой пустоши смутные очертания руин в виде перепадов высот или отдельно лежащих камней. Фактически его труды были бесплодны – иногда ему казалось, что он нашел нечто стоящее, на следующий же день картина местности менялась под воздействием движущихся песков. Впрочем, одно или два из его эфемерных предположений наполнили меня необычайной тревогой. К моему ужасу, они в немалой степени совпадали с чем-то, что мне снилось или о чем я читал, но я не мог вспомнить, с чем именно. Они будили во мне ощущение ложного знания, заставляя боязливо, украдкой поглядывать в сторону отталкивающей, бесплодной земли, что лежала к северу и северо-востоку.
В первую неделю июля при виде тех земель мной овладевало необъяснимое смешение чувств. В нем ужас мешался с любопытством, кроме того, у меня сформировалась настойчивая, обескураживающая иллюзия памяти. Чтобы изгнать ее, я прибегал ко всем средствам из арсенала психологии, но безуспешно. Также меня мучила бессонница, но я был почти что рад этому, так как теперь сны длились недолго. Я приобрел привычку в одиночку блуждать по пустыне по ночам, обычно ноги несли меня в том направлении – казалось, что туда меня тянет некая странная сила.
Иногда во время этих прогулок я натыкался на засыпанные песком фрагменты древней кладки. Блоки здесь были различимы куда хуже, чем там, где мы начинали раскопки, но я чувствовал, что в песках скрыто куда больше. Наш лагерь располагался на более ровном участке земли, и сильный ветер передвигал песчаные холмы с места на место, открывая новые древние камни и заметая старые следы. Я с нетерпением ждал, когда мы начнем вести работы в этой области, но в то же время страшился того, что могло предстать перед нами. Определенно, мое состояние ухудшалось, но хуже всего было то, что я не мог понять почему.
Свидетельством расстройства моих душевных сил стала реакция на необычную находку, сделанную мной во время одной из ночных прогулок. Это случилось 11 июля, когда таинственные песчаные холмы были залиты бледными лучами горбатой луны. Зайдя дальше, чем обычно, я наткнулся на огромный каменный мегалит, совершенно непохожий на все, что нам попадались. Песок почти полностью скрывал его, но я нагнулся и разбросал его, а после как следует рассмотрел его в лунном свете при помощи электрического фонаря. От остальных он отличался тем, что имел форму идеального куба, причем был выполнен не из гранита, песчаника или бетона, а из черного базальта.
Вдруг я вскочил, развернулся и со всей скоростью бросился бежать к лагерю. Я бежал, не понимая, почему и зачем, и лишь достигнув палатки, понял, чем было вызвано мое поспешное бегство. Причина крылась в том, что я узнал об этих странных черных камнях из своих снов и тысячелетних мифов. Из подобных черных базальтовых блоков были сложены здания, которых так боялась легендарная Великая Раса – высокие, слепые башни, что остались от зловещих полуматериальных тварей, гнездившихся в безднах земли; для защиты от подвластных им ветров подземные ходы были запечатаны люками, хранимыми бессонными часовыми.
В ту ночь я не спал, но едва настал рассвет, понял, как глупо было поддаваться влиянию тревожившего меня мифа. Вместо страха мне пристало испытать восторг первооткрывателя. Еще до полудня я рассказал остальным о своей находке; со мной на поиски необычного камня отправились Дайер, Фриборн, Бойл и мой сын. Однако нас ждало разочарование. Я не мог вспомнить точное местоположение мегалита, и ночью ветер полностью переместил песчаные холмы.
