Не знаю, как долго, как далеко и в каком направлении я шел, прежде чем заметил скопление каменных блоков, обнажившееся под воздействием дневного ветра. До этого я ни разу не встречал так много мегалитов в одном месте, и я был настолько потрясен, что фантастические образы древности внезапно испарились. Вокруг снова была лишь пустыня, болезненная луна и осколки неразгаданного прошлого. Подойдя ближе, я чуть помедлил, направив на камни луч своего электрического фонаря. Под песчаным холмом, что разметал ветер, скрывался неправильной формы сорокафутовый круг из каменных блоков и мелких фрагментов высотой от двух до восьми футов.
По его виду я сразу понял, что эти камни совершенно отличны от прочих. Причиной тому было не только их беспримерное множество, но и следы истертых песками насечек, видневшиеся в смешении света луны и фонаря. Эти блоки выглядели так же, как и попадавшиеся мне до сих пор, но в них было что-то еще. Смутное чувство рождалось во мне, стоило мне окинуть взглядом весь каменный круг целиком, пока, наконец, я не понял, в чем дело. Орнаменты на отдельных блоках сливались в единый декоративный мотив. Впервые в этой пустоши, пережившей бессчетные годы, мне явилась уцелевшая каменная кладка – да, она сохранилась лишь частично, но даже ее фрагменты служили прямым доказательством.
Выбрав блок пониже, я осторожно взобрался на самый верх стены; порой мне приходилось расчищать песок руками, и я постоянно пытался определить положение, размер и форму блоков в общей структуре. Спустя некоторое время я уже мог сделать приблизительные выводы о назначении разрушенной постройки и общем художественном оформлении древних стен. Мне представилась картина, идеально совпавшая с моими видениями, и это привело меня в смятение. Когда-то это был гигантский коридор тридцати футов высотой, мощенный восьмиугольными блоками, с могучим сводом. Справа находились двери, ведущие в залы, а в дальнем конце одной из наклонных галерей был проход на нижние уровни.
Я задрожал всем телом, осознав увиденное, так как за этим крылось нечто большее, чем наитие, озарившее меня при виде блоков. Как я мог знать, что этот этаж находился глубоко под землей? Откуда я знал, что за моей спиной должна была находиться ведущая вверх галерея? Как догадался, что длинный подземный проход к Площади Колонн был слева, уровнем выше? Что двумя уровнями ниже находились машинный зал и прямой туннель до центрального архива? Что если я спущусь на четыре уровня вниз, то найду один из ужасных люков, опечатанных металлическими полосами? Ошеломленный тенью из мира снов, вторгшейся в мой разум, я все дрожал, обливаясь холодным потом.
Последней каплей стала слабая, неявная струйка холодного воздуха, сочившаяся из углубления в центре каменной громады. Как и прежде, иллюзия снова развеялась, и я видел только свет зловещей луны, мрачную пустыню и каменную насыпь времен палеогена. Нечто реальное, осязаемое таилось под покровом ночи, рождая бесчисленные догадки, слившиеся в одну. Поток воздуха означал, что под нагромождением блоков скрывалась обширная подземная каверна.
Я сразу вспомнил мрачные легенды аборигенов об огромных подземных хижинах под мегалитами, где царит ужас и рождаются ураганы. Затем я подумал о своих снах, чувствуя, как ложная память терзает мой разум. Что же лежало там, в глубине? Неужели я стоял на пороге древнего источника тысячелетних мифов и преследовавших меня кошмаров? Сомнение охватило меня лишь на миг – нечто большее, чем любопытство и научный интерес толкало меня вперед, заставив позабыть свой страх.
Я двигался почти безотчетно, словно покорившись судьбе. Спрятав фонарь в карман, с невиданной доселе силой я отодвинул осколок одного титанического камня, затем другого, пока наружу не дохнуло влагой, разительно отличавшейся от сухого воздуха пустыни. Едва я отбросил в сторону мелкие камни, передо мной открылась черная расщелина, и в свете безобразной луны я увидел, что могу протиснуться в нее.
Я вытащил фонарь и направил его яркий луч в отверстие. Там, внизу, хаотически громоздились камни, круто спускаясь к северу под углом около сорока пяти градусов; очевидно, то были следы какого-то давнего обвала. Между поверхностью этой насыпи и землей царил непроницаемый мрак, но наверху частично виднелся свод потолка. Вероятно, под песками скрывалась некая исполинская структура родом из дней, когда Земля еще была юной, сохранившаяся спустя миллиарды лет несмотря на геологические катаклизмы, масштаб которых до сих пор остается для меня загадкой.
Теперь, по прошествии времени, малейшая мысль о том, чтобы в одиночку спуститься в эту неизведанную бездну – и с тем условием, что о моем местонахождении никто не знал, – кажется мне в наивысшей степени безумной. Быть может, благоразумие и в самом деле покинуло меня, но в ту ночь я безо всяких сомнений поступил именно так. И вновь, как прежде, я ощущал, что меня ведет неконтролируемая, фатальная сила. Периодически выключая фонарь, чтобы батарея продержалась дольше, я начал свой безрассудный спуск по гибельной насыпи из гигантских камней – лицом вперед, если мог найти надежную опору, и разворачиваясь, когда двигался на ощупь. Слева и справа луч моего фонаря выхватывал из мрака далекие разрушающиеся стены, но впереди царила непроницаемая тьма.
Спускаясь все ниже, я не вел отсчет времени. В моем сознании теснились немыслимые образы и отголоски прошлого, и все реальное стало невероятно далеким. Все мои чувства изменили мне, и даже страх был подобен призрачной горгулье, застывшей с бессильной, зловещей ухмылкой. В конце концов я достиг ровного пола, усеянного обрушившимися каменными блоками, их обломками и песком. Массивные стены помещения с гигантским крестовым сводом отстояли друг от друга приблизительно на тридцать футов. Резьба была едва различима, и мне неведом был смысл иероглифов. Более всего меня впечатлил свод над моей головой. Луч фонаря не достигал потолка, но хорошо освещал колоссальные арки. Увидев их, я содрогнулся – они выглядели точь-в-точь как те, что я видел в своих бесчисленных снах.
Последним, что связывало меня с внешним миром, было бледное пятно лунного света далеко наверху, за моей спиной. Слабый голос разума предостерегал меня о том, что мне не следует упускать его из виду, иначе назад я не вернусь. Я двинулся вперед вдоль левой стены, где лучше всего сохранились следы иероглифов. Идти по заваленному обломками полу было так же нелегко, как и ползти вниз по каменной насыпи, и я с трудом прокладывал себе путь. В какой-то момент я остановился, отбросив несколько обломков и расчистив ногой каменную крошку, чтобы взглянуть на пол, и с трепетом узнал все еще целые выпуклые восьмиугольные плиты.
Отойдя от стены на значительное расстояние, я медленно водил по ней лучом фонаря, разглядывая истершийся резной орнамент. Поверхность песчаника носила следы воздействия воды; также на стене присутствовали отложения, природу которых я не смог определить. Местами кладка совершенно расшаталась и деформировалась, и я думал о том, сколько еще веков это здание, скрытое в глубинах земли, сможет противиться натиску стихий.
Но больше всего я встревожился, взглянув на иероглифы. Несмотря на изношенность кладки, вблизи можно было рассмотреть все детали орнамента; меня поражало, что каждая из них была знакома мне вплоть до мельчайших подробностей. В том, что я так хорошо разбирался в основных особенностях этой древней кладки, не было ничего неправдоподобного. Творцы мифов, впечатлившись ее грандиозностью, вплели это знание в таинственные легенды, с которыми я познакомился, когда потерял память, и в моем подсознании пробудились яркие образы. Но как объяснить то, что каждая линия, каждый завиток этого искусного орнамента в точности соответствовали тому, что являлось мне в снах на протяжении долгих лет? Что за безвестное, забытое искусство воспроизвело каждый штрих, каждый нюанс родом из видений, столь неотступно и неизменно преследовавших меня по ночам?
