Хотя суд согласился с запретительным постановлением, но назначил крайний срок удовлетворения требований – полночь 3 февраля 1982 года. Часы шли: у Wilshire было всего несколько недель на то, чтобы TCNJ перестал выдавать коммерческие кредиты.
Зигги очень боялся лишиться коммерческих ссуд TCNJ. Он неустанно работал в течение пятнадцати лет, чтобы создать кредитный портфель банка, ныне превышавший сотню миллионов долларов. Но был ли у него выбор? Чтобы оставить у себя обе компании, TCNJ должен был перестать быть коммерческим банком, а следовательно, нужно было найти другой банк, который согласится принять на себя коммерческие кредиты TCNJ.
Очевидным вариантом был Manufacturers Hanover Trust. Manny Hanny, как многие называли этот банк, на протяжении многих лет был корреспондентским банком
[84] TCNJ, да и Роджин Коэн, юридический советник TCNJ, был многолетним юридическим советником Manny Hanny. К тому же Чарли Френч, исполнительный вице-президент и руководитель кредитного отдела TCNJ, прежде работал в Manny Hanny и сохранил тесные связи с топ-менеджментом Manny Hanny. Словом, отношения между TCNJ и Manny Hanny были наилучшими, и все, кто работал на последнем рубеже обороны, чтобы сохранить Wilshire и TCNJ в связке, были убеждены, что сделка с Manny Hanny – верное решение. Между банками участились телефонные звонки, и вскоре сделка была уже фактически оформлена – нужно было только получить официальное утверждение со стороны руководства Manny Hanny.
Для закрытия сделки нужно было перевезти сотни тысяч страниц сопроводительной документации по коммерческим кредитам из TCNJ в манхэттенский офис Manny Hanny до полуночи 3 февраля. TCNJ арендовал целый автопарк грузовиков, и менеджеры банка выстроились в настоящий конвейер, передавая друг другу ящики и коробки с документами и сгружая их в прибывшие машины. Ранним вечером 3 февраля фургоны были заполнены, заперты на замок и отправлены. Теперь нужно было только, чтобы из Manny Hanny до полуночи успели позвонить руководству Wilshire-TCNJ с подтверждением сделки.
В офисе Зигги все были полны энтузиазма. «Настроение царило самое радостное, – вспоминала Шерри, дочь Зигги. – Нам удалось сохранить то, над чем так усердно работал мой отец. После нескольких лет борьбы, после множества попыток исполнить требования ФРС мы наконец чувствовали себя победителями: нам удалось взять верх, и наши компании оставят в покое».
Зигги жил ради подобных моментов, когда предельный риск наконец оправдывался. Победа над ФРС на ее же поле значила не просто решение банковской проблемы: это была победа темной лошадки над фаворитом, доказательство того, что Всевышний может творить чудеса.
«Мы весь день занимались организацией трансфера, – рассказывала Шерри, – но к половине одиннадцатого, за полтора часа до наступления полуночи, звонка еще не было. Потом до полуночи остался час, потом – сорок пять минут. Все начали затихать, настроение стало меняться, как в ожидании отсрочки казни. Часы все тикали».
Оставалось десять минут до полуночи, девять минут до полуночи… четыре минуты до полуночи, три минуты после полуночи… наступила и прошла полночь. Звонка не было. Сделка не состоялась. «От нервозности мы перешли к панике, а затем к шоку, – признавалась Шерри, – от полной победы к полному поражению».
Если в этот поздний час на улицах под окнами банка ездили машины, то никто в офисе их не слышал. Все сидели, сгорбившись в своих креслах, слишком оглушенные, чтобы слышать и чувствовать что-то, кроме изнеможения и поражения.
«Господи, поверить не могу! – сказала Шерри. – Что произошло, черт возьми?!»
И действительно, что произошло? Согласно Б. Дж. Дуэку, партнеру в юридической фирме Sullivan and Cromwell, логическое объяснение состояло в том, что менеджеров Manny Hanny заставили передумать – возможно, из ФРС поступил звонок, требовавший отказаться от сделки.
Какова бы ни была причина, единственная надежда Зигги на сохранение обеих компаний в эту полночь умерла.
«Это была не вина Manufacturers Hanover, – говорил Дуэк. – Они бы предпочли завершить сделку. В конце концов, они были корреспондентским банком TCNJ и предпочли бы оказать тем дополнительные услуги. У меня нет сомнений, что ФРС четко дала понять: “Мы не хотим, чтобы вы соглашались”».
И руководители Manny Hanny решили не выдавать кредиты, раз федералы пригрозили поместить эти кредиты в список проблемных. Можно ли доказать, что так и было? Что дело в давлении сверху? Конечно, в ФРС этого не признают.
«Проведем такую параллель, – объяснял Дуэк. – Вот у нас идет игра в карты, и команда Зигги собрала выигрышную комбинацию, заручившись согласием Manny Hanny взять на себя коммерческие ссуды. И тут появляется ФРС, как бог из машины, и просто прекращает игру. “Но мы сделали все, о чем вы просили”, – сказали мы. И что же они ответили? “Вы бы выиграли эту партию у кого угодно. Но вам противостоим мы, Федеральная резервная система, и мы утверждаем, что вы попираете закон. Нам не нравится, как мистер Вильциг ведет дела. У него было десять лет на то, чтобы внести необходимые изменения, но он так этого и не сделал”. Это было возмутительно, совершенно несправедливо. Мы победили – и тут появилось правительство и украло нашу победу».
Теперь с требованием о разделении ничего нельзя было поделать, и к концу февраля 1982 года TCNJ и Wilshire пришлось разорвать отношения.
«Реакция моего отца на плохие новости была всегда одинаковой, – отмечал Айвен, – а именно: “Еще не все кончено”. Непреодолимая сила, будь то нацисты или Федеральная резервная система, могла отправить его в нокдаун, но он, как боксер-чемпион, всегда вставал на ноги и искал способ победить. Никто не мог лишить его характерной для выжившего узника концлагеря силы сражаться».
«Зигги был в первую очередь безнадежным оптимистом, – говорил Роджин Коэн. – Это была одна из лучших его черт. Зигги сказал: “Ну хорошо, мы не можем сохранить обе компании вместе. Но у нас есть варианты. Мы можем попытаться как-то изменить ситуацию в будущем и вернуть Wilshire в банковское дело. Кроме того, может, и в Конгрессе что-то изменится”. Для Зигги все неудачи были делом временным. Нужно было просто продолжать двигаться и смотреть в будущее».
В процессе образования новой акционерной компании Зигги получил ту же долю, что и другие акционеры: за каждую тысячу акций Wilshire он получил 111 акций TCNJ. В результате, как крупнейший акционер Wilshire, он стал и крупнейшим акционером TCNJ. Все, чего он достиг, в известном смысле делалось для детей, которые уже давно жили своей жизнью. Но теперь для сыновей Айвена и Алана и дочери Шерри настало время более глубоко заняться сохранением и упрочением его достижений. Он выстроил настоящую империю, взяв две компании в период их застоя, и если бы никто из его наследников не пошел по его стопам, то это стало бы для него настоящей трагедией.
Старшему сыну Зигги, Айвену, в это время было двадцать семь лет. Он окончил Пенсильванский университет и получил степень в области права в Юридической школе Бенджамина Кардосо – по мнению Зигги, с такими знаниями можно было уже и возглавить компанию. Но когда Зигги предложил сыну заменить его на посту главу Wilshire Oil Company, тот отказался.
