Потом он добавил, словно бы идея пришла ему в голову на ходу: «Может быть, я сделаю собственное тендерное предложение».
В марте 1987 года директора компании попытались утихомирить его, предложив место в совете директоров. Зигги согласился на два места, передав второе директору TCNJ Ларри Коди. Хотя получить два места в совете директоров одной из крупнейших инженерных компаний мира было очень престижно, это ограничивало возможности Зигги покупать или продавать акции Jacobs. В итоге Зигги подал в отставку с поста члена совета директоров Jacobs Engineering, и теперь, уже не обладая доступом к конфиденциальной информации об активах компании, он мог легально попытаться осуществить то, что со стороны выглядело как враждебный захват.
«Мистер Джейкобс – удивительный человек, построивший первоклассную инженерную компанию, – сказал Зигги журналисту, – но настало время действовать… Ему уже семьдесят три года. Пора позаботиться о себе».
Джозеф Джейкобс шутку не оценил.
«Дела у компании идут чертовски хорошо, – сказал он. – Вильциг стремится заработать деньги на своих акциях, а мы стремимся масштабировать нашу компанию».
«По хорошей цене, – возразил Зигги, – доктор Джейкобс продаст свои акции не менее охотно, чем мы»
[103].
На самом деле Зигги совершенно не интересовала калифорнийская компания, расположенная так далеко от его штаб-квартиры на Восточном побережье; еще менее ему хотелось иметь дело с госконтрактами. А чего он действительно хотел (и в чем с блеском преуспел), так это убедить всех в своем желании захватить компанию и тем самым так напугать совет директоров Jacobs, чтобы те предложили ему цену выше рынка за его акции. Это был так называемый гринмейл – покупка акций компании в достаточном количестве, чтобы ее руководство озаботилось проблемой возможного захвата власти и вынуждено было приобрести те же акции обратно по завышенной цене, дабы этот захват предотвратить.
Эта хитрость была фирменным маневром Зигги: выдать одно за другое, контролируя события при помощи бравады и создания масштабных иллюзий.
«Директора Jacobs посчитали угрозу со стороны влиятельного еврейского бизнесмена достаточно серьезной, – рассказывал Айвен Вильциг, – и задались вопросом: что сделать, чтобы не дать ему захватить власть так же, как некогда в компании Wilshire и TCNJ. В итоге они были рады частным образом купить все акции, которые он еще не продал на открытом рынке, лишь бы от него отделаться».
Когда семья Зигги наконец-то продала принадлежавшие Wilshire акции Jacobs Engineering в середине 1990-х, оказалось, что он представлял их потенциальную ценность даже лучше, чем считал сам: цена на акции Jacobs взлетела с 7 до 17 долларов за штуку, потом добралась до 24 долларов, так что продажа двух миллионов акций, принадлежавших Wilshire, принесла компании 48 миллионов долларов дохода.
Если бы деловые методы Зигги Вильцига изучали студенты бизнес-школ, они заключили бы, что его успехи зависели от нахальства и уровня стресса. Его нахальство было легендарным, но давалось ему ценой постоянного стресса. Стресс не давал ему спокойно спать; стресс становился неимоверным каждый раз, когда он обнаруживал, что кто-то из его близких друзей и держателей акций Wilshire или TCNJ вдруг начинал продавать их, не поставив его предварительно в известность. На бирже торговалось не так много акций обеих компаний, и даже незначительное количество акций, проданных по дешевке, может снизить рыночную стоимость обеих компаний. Многие друзья и клиенты Зигги, владевшие акциями, этого не понимали и недоумевали, отчего продажа ими акций вызывает у Зигги такой стресс. Сами они тут видели лишь возможность обналичить деньги.
«Зачем ждать, когда можно получить доход прямо сейчас?» – спрашивали они.
«Потому что, – отвечал Зигги, – ваши акции стали приносить доход только благодаря моему упорному труду. Если ты продаешь акции по дешевке, это обрушивает цену акций всех остальных держателей. Я работаю как проклятый, чтобы цена акций росла, и так-то ты мне за это решил отплатить? Продав акции у меня за спиной?! Почему ты сперва не пришел ко мне? Почему ты не сказал, что хочешь продавать? Я бы с радостью купил у тебя эти акции сам».
Когда Зигги покупал акции, он платил за них частично из собственных средств, а частично из денег, взятых взаймы у брокеров. Пока Wilshire и TCNJ котировались высоко, брокеры без малейших колебаний одалживали ему деньги для таких приобретений. Но когда множество акционеров какой-то из компаний вдруг решили сбросить акции по сниженной цене, такая флуктуация обрушила их стоимость. Это снижение стоимости сигнализировало букмекерам о том, что акции, которые они держали в качестве залога, теперь стоили меньше, чем в то время, когда они предлагали Зигги кредитную линию. В результате автоматически выдвигалось маржевое требование – предупреждение, что ему нужно либо оплатить свои кредиты, либо внести дополнительное обеспечение.
«Мистер Вильциг, – продолжалась беседа, – как мы видим, ваши акции стоят уже лишь семьдесят процентов от того, что давали за них на этой неделе ранее. Как вы знаете, мы всегда вас поддерживали и готовы сделать для вас все. Но на нас давят сверху – нужно прикрыть спины. Не могли бы вы выплатить свой кредит к завтрашнему дню?»
«Я не могу так быстро собрать наличность, – ответил Зигги. – Дайте мне время до четверга».
В большинстве случаев брокеры соглашались предоставить ему отсрочку. Да и какой у них был выбор? Откажись они сотрудничать, он просто разорвет контракт и найдет другую фирму, так что они потеряют привлекательные комиссионные, которые получали годами. Если кто-то и мог исправить ситуацию, так это Зигги, так что обычно ему давали необходимое время на сбор наличных: обычно он просто брал кредит в другом банке. Но стресс из-за необходимости срочно найти деньги и выплатить кредиты был чрезвычайным.
Вследствие постоянного приобретения акций Wilshire и TCNJ у Зигги постоянно не хватало наличности. Всю свою зарплату, бонусы и дивиденды он пускал на покрытие маржинальных кредитов или покупал еще больше акций собственных компаний.
«Люди видели богатого и могущественного генерального директора банка, – рассказывал его сын Айвен, – с огромной зарплатой и огромными ежегодными бонусами, и даже представить себе не могли, что у него часто бывали проблемы с наличностью. Своими мигренями он был обязан не только кошмарам из Освенцима, но и отчаянным попыткам удержать на плаву цену на акции своих компаний. Все состояние уходило на эти акции. Каждый раз, когда он слышал, как кто-то продал акции, не обратившись предварительно к нему и тем самым снизив на них рыночную цену, это действовало на него, как красная тряпка на быка. Такой человек в его глазах падал ниже некуда».
«За несколько дней до этого у него начались проблемы с сердцем, и пришлось проводить сложную операцию шунтирования, – вспоминала Шерри. – Когда его везли на каталке, он подозвал меня поближе. Я предполагала, что он скажет что-то типа “Шерри, я люблю тебя, спасибо, что ты со мной”. Вместо этого он кивком попросил меня наклониться, чтобы он мог шептать мне в ухо, и сказал: “Шерри! Я хочу, чтобы ты купила триста акций Трастовой компании. Но это нужно сделать сегодня! Быстрее! До четырех часов, пока рынок не закрылся!”»
