Это еще одна причина, почему нам следует спокойно повышать качество работ и не терять времени. Тогда, как я предвижу, через несколько лет потраченный капитал вернется к нам в виде если не денег, то ценностей [работ].
Теперь, с твоего согласия, я обставлю комнату, купив или арендовав мебель. Погляжу сегодня или завтра утром.
Я по-прежнему убежден, что здешняя природа отлично подходит для работы с цветом. Поэтому более чем вероятно, что отсюда я никуда не двинусь.
Ведь Рафаэлли сделал портрет Эдмона де Гонкура? Должно быть, он превосходен. Я видел публикацию о «Салоне» в «Illustration». Хорош ли Жюль Бретон?
Вскоре ты получишь картину, которую я написал для тебя по случаю 1 мая
[16].
Если необходимо, я мог бы разделить мастерскую с кем-то еще и хочу этого. Может быть, Гоген приедет на юг? Может быть, я договорюсь с Макнайтом. Тогда можно будет готовить до́ма.
В любом случае мастерская слишком на виду, и я не думаю, что она может привлечь приличную женщину, а из-за кризиса с женским полом вряд ли можно рассчитывать на совместное житье. Впрочем, здешние нравы кажутся мне не столь бесчеловечными и противоестественными, как в Париже. Но с моим темпераментом совершенно невозможно распутничать и работать одновременно, и в нынешних обстоятельствах придется довольствоваться созданием картин. Счастьем или настоящей жизнью это не назовешь, но что тут сказать – даже эта творческая жизнь, ненастоящая, как мы знаем, кажется мне такой живой, что не довольствоваться ею было бы неблагодарностью.
Отыскав белую мастерскую, я скинул с плеч одну из забот. До того я осмотрел кучу мастерских, и все напрасно. Тебе наверняка покажется забавным, что уборная находится в соседнем здании – довольно большой гостинице, принадлежащей тому же владельцу. По-моему, не стоит жаловаться на это, живя в южном городе, ибо удобства тут редки и грязны, и невольно думаешь о них как о рассадниках микробов.
С другой стороны, у меня есть вода.
Я повешу на стену какую-нибудь японскую гравюру.
Если в твоей квартире есть картины, которые тебе мешают, мастерская при необходимости всегда может послужить кладовой: у тебя не должно быть посредственных вещей.
Бернар прислал мне письмо с наброском.
Очень рад, что ты нашел мать и сестру в добром здравии.
Приедет ли Рейд в Марсель? Суть, возможно, в том, что он любит ту женщину, которая сторонилась нас, чувствуя, что мы, вероятно, не станем поощрять такое сожительство. Я склонен думать, что в этом заключается психологическая причина его возвращения. Ты скажешь, наверное, что в этом случае нам следует предусмотреть все его будущие действия, сохраняя величайшее хладнокровие. Вернешься ли ты в Голландию на время отпуска? Вдруг ты сможешь сделать и то и другое – повидать Терстеха и посетить Марсель для улаживания дел, касающихся импрессионистов, а между двумя поездками отдохнуть в Бреде?
Видел ли ты вновь Сёра?
Жму руку и желаю в этом году такого же солнца, какое сейчас светит здесь. Горячий привет Конингу.
Если в следующий раз тебе удастся выслать 100 фр., я смогу ночевать в мастерской уже на этой неделе. Я напишу тебе, какие условия выдвинет торговец мебелью.
603. Br. 1990: 605, CL: 481. Тео Ван Гогу. Арль, пятница, 4 мая 1888
Дорогой Тео,
вчера я побывал у торговцев мебелью, чтобы понять, могу ли я арендовать кровать и т. п. К сожалению, в аренду ничего не давали и даже отказывались продавать при условии уплаты такой-то суммы в месяц. Это довольно неудобно. Сейчас я думаю, что, если Конинг уедет, посмотрев Салон, как, по-моему, и собирался сделать, ты мог бы после его отъезда прислать мне кровать, которую он сейчас занимает.
Надо иметь в виду, что, если я ночую в мастерской, это означает около 300 фр. разницы в год – иначе я плачу их гостинице. Знаю, что нельзя сказать заранее: «Я останусь здесь на такое-то время», и все же у меня есть все причины считать длительное пребывание здесь возможным.
Вчера я был в Фонвьее у Макнайта: у него есть хорошая пастель – розовое дерево – и две неоконченные акварели, и я застал его рисующим голову старухи угольным карандашом. Он сейчас на той стадии, когда его волнуют новые теории цвета, мешающие работать по старой системе, но он еще недостаточно овладел новой палитрой, чтобы преуспеть таким образом. Он очень смущался, показывая мне их: пришлось действовать прямо, сказав, что я непременно хочу видеть его работы, и теперь он, возможно, приедет и пробудет со мной какое-то время. Уверен, это пойдет на пользу нам обоим.
Я очень часто думаю здесь о Ренуаре, о его чистых и отчетливых рисунках. Такими видятся предметы и фигуры в здешнем ясном свете.
Здесь страшно ветрено, дует мистраль, в последнее время – три дня из четырех, при этом всегда солнечно, но работать на воздухе нелегко.
Полагаю, здесь можно сделать кое-что по части портретов. Пусть местные жители до омерзения несведущи в живописи – в целом они по сравнению с северянами намного более художественно относятся к своей внешности и своей жизни. Я видел здесь фигуры, такие же прекрасные, как у Гойи и Веласкеса. Они умеют подбавить розового к черной одежде, придумать бело-желто-розовое платье, или зелено-розовое, или сине-желтое, где нечего менять с точки зрения художника. Сёра мог бы найти здесь очень живописные мужские фигуры, несмотря на современные костюмы.
Смею сказать, что здешние жители набросятся на портреты. Но я, прежде чем отважиться на это, хочу успокоить свой взвинченный организм и затем устроиться так, чтобы мы могли принимать людей в мастерской. Должен сказать тебе кое-что неприятное: по моим расчетам, чтобы хорошо себя чувствовать и привыкнуть к жизни здесь, мне понадобится год, а чтобы устроиться, понадобится добрая тысяча франков. Если в первый – нынешний – год я стану тратить в месяц 100 франков на жизнь и 100 франков на обустройство, мне не останется, как видишь, ни гроша на живопись. Но мне кажется, что к концу года я вполне сумею устроиться и поправить здоровье. А пока что буду рисовать каждый день и, сверх того, писать две или три картины в месяц.
Что до обустройства, я включаю сюда и полную смену белья, одежды и обуви.
И к концу года я стану другим человеком.
У меня будет свой дом, и я буду спокоен насчет здоровья. И тогда, надеюсь, я не выбьюсь из сил к тому времени, как закончится мое пребывание здесь.
Пожалуй, Монтичелли был крепче меня физически, и, будь у меня силы, я бы жил сегодняшним днем, как он.
Но если даже он оказался разбит параличом, не будучи таким пьяницей, то куда уж мне.
Когда я покидал Париж, все, конечно, шло к тому, что меня настигнет паралич. И он настиг меня – потом! Когда я перестал пить, когда я перестал столько курить, когда я вновь начал размышлять, а не гнать от себя мысли – бог мой, какая тоска и какой упадок! Работа на этой великолепной природе поддержала мой дух, но все равно после некоторых стараний силы меня оставили.
