– Не слишком вдохновляет. Твой парень тоже из таких?
Она рассмеялась.
– Я свободна. Специально. Изо всех сил стараюсь ни с кем не связываться и ни в кого не влюбляться. Я не смогла бы втянуть в подобное кого-то, кто был бы мне небезразличен. А если бы я поступила так, как от меня требуют, и хладнокровно выбрала себе жертву, а потом была бы вынуждена жить рядом с зомби, то чувствовала бы себя распоследней сукой. Я сижу тихо в сторонке и не лезу старухам на глаза. У них есть свои жертвы – например, моя двоюродная сестра Анастасия. Черная овца, нимфоманка и тусовщица, дьявольски своенравная и мятежная. Она делает, что хочет, вообще не обращает на них внимания и доводит до бешенства. Или моя двоюродная сестра Мелания, тоже мятежница. Тот еще фрукт, кстати говоря. В тихом омуте… Впрочем, бóльшую часть времени они грызутся между собой. И каково это – оказаться один на один с ведьмой, пан Харон?
– Ты часто кому-нибудь об этом рассказываешь?
– А ты о своих путешествиях?
– Никогда.
– Я тоже. Ты – первый вне моей семьи, кому я столько рассказала. Сама не знаю, что случилось. Собственно, я должна тебя убить.
Она отсалютовала мне бокалом. Похоже, алкоголь начал действовать. Кто знает, на что способна пьяная колдунья?
Я глупо себя чувствовал. Возможно, слишком быстро пересек некую черту, но что-то притягивало нас. Со страшной первобытной силой, никому не подвластной. Мы были как два полюса. Казалось, воздух сгущается и идет волнами, и мы либо ринемся друг другу в объятия, либо между нашими телами выстрелит электрический разряд. А может, я слишком долго был один. Или встретились два сумасшедших.
А может, это просто сливовица.
Я не привык вести себя так бездумно и спонтанно. Иначе это был бы не я. Я был доволен, что не стал распространяться о большинстве самых важных подробностей и обошелся без рассказа о том, что скрывается за огнеупорной, изображающей стену дверью в моем подвале. Не стал упоминать, как совершить переход, как делается настойка и чему конкретно меня научил Сергей Черный Волк. Всему есть предел.
Но не считая этого – когда запруду прорвало, то прорвало. Мы долго разговаривали, еще дольше молчали, пожирая друг друга ненасытными взглядами. Меня не оставляло паршивое ощущение, что я рассказал чересчур много, но вместе с тем я испытывал облегчение, какого у меня не было никогда в жизни. Она, похоже, тоже. Мы рассказывали друг другу о том, каково быть не таким, как все, в мире, который скатывается в идиотизм. О том, как нас раздражает коллективная ментальность, о невыносимом лицемерии всевозможных корректностей, непрестанном давлении, вынуждающем есть, делать, говорить и мыслить в точности как и все. С точки зрения чудаков вроде нас, это мучительнее всего, и об этом по определению не с кем поговорить.
Но мы говорили и о демонах. О предчувствиях чьей-то смерти. О лицах, почкующихся в углах комнаты будто грибы. О морозных следах ладоней на стекле. О стуках снизу. О часах, идущих назад.
Ладно. Может, у каждого есть потребность найти кого-то, с кем можно хотя бы раз в жизни быть откровенным, но на фоне охватившего меня опьянения я отчетливо ощущал, что, если она говорит правду, ей необязательно доверять. Откуда мне знать, что она втайне замышляет? Не найду ли я где-нибудь таинственную восковую куколку, завернутую в мой носовой платок? Не украла ли она мою эрекцию, закопав ее под корнями яблони? А таинственный синод теток?
Либо она лгала, и тогда была еще более чокнутая, чем я. Либо, что хуже, она говорила правду, и тогда следовало держаться подальше от этого скорпионьего гнезда. Я не слишком много знаю о средневековой обрядовой магии – кажется, она основана на вызове разных подозрительных существ из загробного мира и попытках заставить их действовать в интересах мага. Это напоминало забаву стаи павианов с ящиком детонаторов. Лишь идиот занимался бы подобным. Примерно как пытаться шантажировать мафию.
Незаметно речь зашла о смерти Михала, другом мертвом монахе и таинственном Братстве Терний. А также о том, что я от всего отказываюсь и становлюсь обычным человеком.
Патриция рассмеялась.
– Ты мутант. Ничего у тебя не выйдет, даже не пробуй. Это талант, дар. Ты от всего откажешься – и что? Будешь до конца жизни пытаться выращивать огурцы, видя каждую ночь во сне висящего на терновом кресте друга? Почему ты еще не женат?
– Не представляешь, что это за бремя. Я вижу демонов, перевожу умерших на другую сторону, а утром должен отводить ребенка в детский сад? Я много раз пытался, и это всегда заканчивалось катастрофой. Слишком я странный. Либо меня боялись, либо пытались воспитывать, либо сбегали…
– Вот видишь. Так будет всегда. Впрочем, пока ты не выяснишь всю историю до конца, покоя тебе не видать.
– А что мне делать? Чертов Плакальщик едва меня не прикончил. Единственные, кто мог что-то знать, мертвы и находятся по ту сторону.
– А тот монастырь? Где умер старый миссионер и где все началось? Ответ наверняка там.
– Михал вел там расследование. Тот, молодой, Альберт, тоже. И они ничего не нашли.
– Но ведь они искали по эту сторону. Не в твоем Междумирье. – Она закусила губу. – Похоже, это значит, что я тебе верю. Хотела убедиться, в самом ли деле я сумасшедшая. А теперь все равно не уверена.
– Не надо было спрашивать мнения сумасшедшего.
Она допила сливовицу, посмотрела на пустой бокал, на дверь и едва заметно вздохнула.
Я знал, что скажу.
– Предпочитаешь желтую или зеленую? – спросил я.
– Что?
– Новую и неиспользованную зубную щетку. Желтую или зеленую?
– Но я…
– Я постелю тебе на диване, здесь, в гостиной. Желтая или зеленая?
– Зеленую… Но Кристина…
– Хрен с ней, с Кристиной! Она звонила? Нет? Значит, не вернулась. Будешь спать на вокзале?
Я ничего не пытался – слишком могущественным было то, что вибрировало между нами. Неестественным. Я боялся того, что за этим может последовать. Она сама вызывала опасения. Слишком быстро. Слишком странно.
Я стар. Не привык бросаться головой вперед во тьму, не зная, есть ли в бассейне вода.
Постелив ей на раскладном диване, я приоткрыл окно.
Ведьма в моем доме. Этого еще не хватало! Утром она уйдет и перестанет вносить смятение в мою жизнь. Может, оно и к лучшему.
Она села на постель, глядя на меня из-под челки, и мне снова показалось, будто ее глаза испускают фосфоресцирующее свечение. Забрав табак, папиросную бумагу и зажигалку, я сказал «спокойной ночи» и пошел в кухню, аккуратно задвинув дверь.
Она позвала меня. Тихо и как бы неуверенно.
– Что?
– Ничего… Спокойной ночи.
– Спокойной ночи.
– А впрочем… дай ту щетку.
