– Я испытал сильнейший шок, – вспоминает он. – Даже не мог в это поверить. Шок, ужас, паника, я просто не мог поверить, что после всех лет, когда я не делал ничего подобного, это случилось снова.
У него было тяжелое похмелье, но он с трудом сумел подняться на ноги, чтобы обдумать, что могло произойти. Затем он перетащил тело в шкаф и запер там, чтобы никто его не увидел. Следующие пять часов он провел, расхаживая взад и вперед по гостиничному номеру, и без остановки курил сигареты, «размышляя, что делать и как справиться с этой ситуацией».
Как бы он ни старался, он не мог ничего вспомнить о том, как умер Стивен. Он знал, что они поднялись к нему в комнату накануне вечером и выпили много рома с колой. Также он помнил, что напоил Стивена снотворным, которое заранее добавил в стакан на случай, если встретит кого-нибудь в клубе «219» и вернется вместе с ним домой. Но он был уверен, что не собирался никому причинить зла. Они разделись и легли спать, мастурбировали друг другу, целовались и обнимались, все происходило по обоюдному согласию, пока не подействовало снотворное. После того как Стивен потерял сознание, он продолжал гладить его и наслаждаться телом мужчины. В какой-то момент он и сам заснул. Больше никаких воспоминаний, помимо ужасного зрелища, которое он увидел этим утром, в его голове не было.
– Словно я на какое-то время потерял над собой контроль, – рассказывал он. – Я не знаю, что происходило в моей голове. Я ничего не помню. Я пытался раскопать воспоминания, но совершенно ничего не помню.
Они пили ром, но куда подевалась бутылка? Ее нигде не было. Это означало, что он мог пойти, чтобы выбросить ее, и оставить дверь открытой, а кто-то тем временем заглянул внутрь – могло произойти что угодно. Он повсюду искал эту бутылку. Неужели он выкинул ее в окно?
– Я посмотрел вниз, спустился на тротуар под окном, не знаю, что я с ней сделал. Должно быть, ночью я взял эту бутылку и куда-то ее положил. Я так и не узнал, что с ней случилось. Это до чертиков меня напугало, а мысли о ней преследовали еще долгое время.
Хоть он и не мог вспомнить, когда убил Стивена, по синякам было ясно, как он это сделал. Но почему? Спустя годы ему сказали, что можно забить человека до смерти, если ты вдруг позволяешь себе выпустить весь свой гнев на волю.
– Да, да, вы правы, – ответил он. – Я не могу это отрицать. Увиденное с утра повергло меня в шок. Но я не знаю, откуда взялась такая ярость и почему это произошло. Я ничего не понимал. Не знаю, почему я так разозлился и почему обрушил на него эту злость. Должно быть, я бил его с ужасной силой, потому что грудная клетка была сломана, и я чувствовал кость. Но все равно не могу ничего вспомнить.
Существует еще одно объяснение, менее очевидное, чем ярость, но в данном случае, возможно, даже более убедительное. По своей природе этот поступок демоничен. Мы уже знаем, что Дамера гипнотизировало биение сердца и звуки тела, знаем, что его восхищала грудь, на которую он любил класть голову. Возможно ли, что он, ослепленный алкоголем и безумием, всадил кулаки в грудь спящего человека, чтобы проникнуть внутрь его тела и добраться до того, что в его воспаленном сознании считалось высшим проявлением близости? Есть более простые способы убить человека, когда ты ослеплен гневом, чем пытаться вырвать ему сердце.
Примерно в 13:00 он пошел в торговый центр на Гранд-авеню и купил большой чемодан в магазине «Вулворт», который больше напоминал сундук с колесами. Дамер купил самый большой чемодан, который только смог найти. Вернувшись в отель, он оплатил еще одну ночь и поднялся с чемоданом наверх. Поздно ночью он затолкал в него тело Стивена, закрыл и вынес на улицу, где вызвал такси. Таксист помог ему поставить чемодан в багажник, а затем отвез его домой к бабушке в Вест-Эллис. Бабушка спала. Дамер поставил чемодан в погреб с фруктами и лег спать.
Через пять дней вся семья должна была собраться у Кэтрин Дамер на День благодарения, и это вынудило Джеффа на неделю оставить чемодан в погребе с фруктами. Трудно представить, как ему удалось отметить праздник, прожить обычный день и ночью отправиться на шоколадную фабрику «Амброзия». В понедельник и во вторник он взял больничный, но в среду, четверг и пятницу, как обычно, явился на работу.
К выходным родственники уехали из дома, и он принялся за дело. «Вообще, я ненавидел этим заниматься», – рассказал он. Расчленять тело было трудно, он делал это очень неаккуратно, но это был единственный практический вариант, доступный ему. По его словам, выходные прошли «беспокойно». Специально купленным для этой цели ножом он отделил голову от тела и разрезал живот, а затем и само тело на небольшие куски – такие, чтобы с ними можно было легко справиться, и положил их в пластиковые мешки для мусора. На полу фруктового погреба он расстелил простыню, затем обернул ею кости и разбил их кувалдой; ткань он использовал, чтобы осколки не разлетались по всему подвалу. Это заняло у него около двух часов. В понедельник рано утром он положил мешки с телом в мусорный бак, содержимое которого вскоре должны были забрать на свалку.
Тем временем Дамер еще две недели прятал голову под одеялом на верхней полке в своей ванной комнате. Он сварил голову в чистящем средстве «Сойлекс» и отбеливателе, чтобы оставить для себя череп, на который он смотрел во время мастурбации. Но из-за отбеливателя кости стали слишком хрупкими, потому и череп он также в конце концов разломал и выбросил. Ему так и не предъявили обвинений в убийстве Стивена Туоми; от тела ничего не осталось, и в поддержку обвинительного заключения не смогли собрать достаточно доказательств.
Домовладельцы отправили Стивену уведомление о выселении, в котором утверждалось, что он не внес месячную плату в размере 240 долларов. Письмо было доставлено по адресу уже на следующий день после того, как его в последний раз видели живым.
То, что случилось в отеле «Амбассадор», стало точкой невозврата для Джеффри Дамера. Раньше ему удавалось подавлять мысли и желания, которые он считал нечестивыми, и ограничиваться удовольствием, которое он получал от псевдосмерти партнера под действием препаратов. Но теперь, после непреднамеренного убийства, которое он не мог вспомнить, он чувствовал, что больше не способен сопротивляться, словно все шлюзы вдруг оказались открыты. Он отказался от борьбы. С этого момента он прекратит противиться желанию, а будет принимать его, соглашаться с ним, встречать, как старого друга.
Понятия принуждения, зависимости, навязчивой идеи начинают формировать его представление о себе как о послушном пособнике злой силы.
– Одно я знаю точно, – говорил он. – Меня явно заставляли заниматься этим, потому что я никак не мог остановиться. Я пытался, но после «Амбассадора» не мог ничего поделать. Было бы здорово, если бы кто-то мог ответить, зачем я все это совершил и что послужило для этого поводом, потому что сам я ответ найти не могу.
Мысль о погоне за идеальными трофеями из фантастической превратилась в реальную, отныне она постоянно будет присутствовать в его сознании и захватывать его с такой силой, что постепенно изгонит оттуда все имеющиеся ранее концепции морали и безопасности.
