В современном цивилизованном обществе каннибализм является строгим табу и, как мы видели, допускается только под видом детской игры. Но так было не всегда, и в некоторых обществах, отличных от нашего, все иначе. Примеров достаточно. Представители племени басуто вырезали и немедленно поедали сердце убитого врага, думая, что таким образом наследуют его доблесть. Некоторые племена Южной Америки съедали сердца вторгшихся к ним испанцев, а индейцы сиу превращали сердца завоевателей в порошок, который затем глотали. Некоторые племена охотников за головами
[86] едят или высасывают мозги жертв, а зулусы привыкли думать, что, поедая лоб и брови врага, они могут приобрести способность оставаться непоколебимыми перед постигшими их невзгодами. Если в Новой Зеландии воин убивал вождя, он доставал глаза и глотал их, полагая, что таким образом сумеет переместить душу вождя в свое собственное тело
[87].
В разговоре с Джудит Беккер Джеффри Дамер сделал одно важное замечание: «Может, я родился слишком поздно, – сказал он. – Может, я был ацтеком». Дамер упомянул об этом после того, как рассказал, что снял скальп с Энтони Сирса, но данное утверждение имеет другое значение. Известно, что ацтекские жрецы извлекали из тела живое сердце. Пытаясь объяснить случаи каннибализма, Дамер произнес: «Полагаю, что каким-то странным образом это заставило меня чувствовать, что они являются даже большей частью меня, чем я сам».
Вера в то, что после поедания врага или бога он станет его «частью», является настолько древней или глубокой, что странным образом проявляется в религии. Поедая тело божества, дикарь ассимилировал его силу и духовность, иногда буквальным образом. Если это был бог кукурузы (а таких богов было много), то его земным телом являлась кукуруза, которая в прямом смысле давала человеку некоторую силу. Если это был бог винограда, то виноградный сок считался его земной кровью, наделявшей выпившего ее человека дополнительной силой. «Распитие вина во время ритуалов бога виноградной лозы, похожего на Диониса, не является актом разгула, это торжественное таинство»
[88]. Точно так же считалось, что Дионис иногда появлялся в образе быка, и на праздниках, посвященных Дионису, люди ели сырое мясо и верили, что поглощают части своего бога.
Все это соотносится с основной религией, которая в настоящее время господствует в западном мире. Христианство унаследовало этот основной языческий принцип, и когда Христос призывал своих последователей есть его плоть и пить его кровь, он просто следовал уже существующему прецеденту. Так примитивный каннибализм перешел в мистический ритуал причастия в христианской литургии. Когда причащающийся берет облатку и вино, этого недостаточно, чтобы он поверил, что ест плоть и пьет кровь. Доктрина претворения прямо заявляет о том, что в момент Святого Причастия хлеб и вино буквально являются телом и кровью Христа. Таким образом, истинный христианин должен быть каннибалом, иначе он просто лицемер или еретик. И почтение, с которым поклоняющийся ест эту плоть, как раз таки представляет собой акт любви.
Христианство показывает свое языческое происхождение даже в иконографии, когда Христа изображают распятым на кресте, а святых – пронзенными стрелами или выпотрошенными. Все это родилось из примитивных побуждений. Джеффри Дамер вырос, глядя на эти изображения, которые считались символом высочайшего блага и, тем не менее, были связаны с опасной двойственностью, поскольку на них накладывалась присущая лютеранству строгость. Ожидалось, что он впитает христианскую веру, но в то же время будет отрицать ее языческие проявления, которые лишают эту религию света и истории. Большинство чистокровных итальянцев и испанцев не испытывает затруднений с вопиющим насилием и сексуализацией христианских образов, поскольку они принимают языческие элементы их церкви. Эти народы являются частью природы, они близки к Земле и ее истокам и прочно связаны со своими далекими жестокими первобытными предками. Они представляют собой преемственность, а их Церковь эту преемственность провозглашает. Однако лютеране, жители холодного севера, не склонны просто относиться к подобным вещам, их оскорбляют постоянные проявления язычества у католиков, и такие проявления дионисийской природы они осуждают. Языческим устремлениям Джеффри Дамера препятствовали его собственные противоречия, двойственное понимание религии; возможно, ему пришлось придумать свою веру, чтобы в этом разобраться.
То, что может случиться с таким человеком, как Дамер, объясняется странным феноменом, который называется «психоз виндиго», который распространен среди некоторых племен североамериканских индейцев, особенно в Канаде. Его главная характеристика – навязчивое желание есть человеческое мясо.
Данное явление имеет религиозное происхождение. Индейцы верят в гигантского прожорливого монстра с ледяным сердцем, которого зовут Виндиго. Он ужасен, ненасытен и вездесущ. Если человек станет одержим духом виндиго, он будет вынужден убить и съесть своих собратьев, а поскольку существует суровое племенное табу на каннибализм, одержимый человек обречен на то, чтобы стать врагом себе подобным, подвергнуться остракизму и презрению. Нет ничего страшнее того, чем попасть в плен духа виндиго. Дети племени оджибва играли в игру, в которой один из них притворялся виндиго, а другие с криками бросались в укрытие; если бы он поймал ребенка, то притворился бы, что хочет его съесть. Здесь ясно проглядывает аналогия с нашей игрой в «призраков», а также наследие феномена демонической одержимости. Часто идущая вместе с ним вера в идею о «духовном помощнике», способном защитить человека от невзгод, напоминает древнегреческое представление о «демоне» – покровителе и наставнике.
Актуальность этого представления становится очевидна, когда психология начинает изучать природу племенного сообщества, следующего подобной вере. Это общество, которое больше всего ценит самодисциплину: оно запрещает внешне проявлять эмоции, причем речь идет не только о гневе, но и о радости; такое общество ценит выдержку и стойкость перед лицом жизненных неурядиц; то есть требует, чтобы человек умел подавлять в себе каждое естественное чувство, и неизбежным результатом этого становится острое чувство тревоги. Социальные правила этих племен неизбежно ведут к психическим расстройствам.
Мужчина-охотник в этом племени проводил дни в одиночестве. По сути, это был слабый и изолированный человек, который противостоял всем враждебным природным силам, в то время как его культура запрещала ему жаловаться на судьбу. Следовательно, он был вынужден искать взаимодействия с кем-то или чем-то еще, что существовало бы отдельно от него, но добиться этого можно было только при поддержке невидимого духовного помощника. Из этого следует, что все люди этого племени были разделены друг с другом, а стоицизм считался высшей добродетелью. Неудивительно, что результатом такой вынужденной обособленности часто становилось глубокое недоверие параноидально-шизоидного толка. Запрещались спонтанные проявления эмоций, крайняя сдержанность поощрялась. Полностью подавлялась потребность в привязанности, в результате чего люди становились замкнутыми и холодными. В подобных обстоятельствах относительно легко стать одержимым виндиго, так как дух запросто заполняет пустоту, на месте которой должен быть энергичный человек. В этом описании можно узнать Джеффри Дамера.
