Когда я вошла, она протянула ко мне руки.
— Белла, как я рада тебя видеть! Ты не представляешь, как часто я тебя вспоминала, пока мы были в отъезде. Садись у камина, выпьем чаю. — Она обернулась к ожидающей горничной: — Пожалуйста, скажи кухарке, что мы с сестрой будем пить чай сейчас, не дожидаясь хозяйки.
— Хорошо, миссис Харрисон, — послушно произнесла та и удалилась.
Я с интересом разглядывала Луизу. Неужели всего один месяц замужества превратил девушку в уверенную в себе взрослую даму? Как только дверь за горничной закрылась, сестра посмотрела на меня и улыбнулась ужасно озорной, совсем девчоночьей улыбкой:
— Правда же здорово? Мне так нравится, что у меня есть прислуга! Слишком долго приходилось все делать самой. Горничная свекрови даже причесывает меня.
— Прическа выглядит замечательно, — похвалила я. — Ну так что, как тебе твой медовый месяц?
— Отель оказался выше всяческих похвал, — защебетала она. — Там был застекленный зимний сад с видом на набережную, где можно сидеть в ненастные дни. Там Билл читал газеты, а я — дамские журналы, а еще мы пили чай.
Я по-прежнему вглядывалась в ее лицо, пытаясь понять, что происходит. Сестра не то разыгрывала передо мной какой-то спектакль, не то на самом деле превратилась в какого-то совершенно чужого, незнакомого человека.
— Я имела в виду не это, — сказала я. — Как прошел твой медовый месяц?
Луиза огляделась по сторонам и наклонилась ко мне.
— Вначале это было ужасно, — шепотом проговорила она. — В том смысле… Я ведь понятия не имела, что меня ждет. Ты знаешь, что именно происходит после свадьбы? Просто потрясает, какие вещи мужчинам нравится проделывать с женскими телами. Почему нам никогда об этом не рассказывали?
— Наша мать умерла.
— Неужели, по-твоему, она смогла бы рассказать нам о таком? Мама всегда была такой утонченной! Держу пари, она бы ни словечка не произнесла на эту тему, — возразила Луиза. — Но, должна сказать, Билли был очень терпелив со мной, и теперь я научилась сносить это.
— Сносить? Разве ты не считаешь, что у тебя должны быть более приятные ощущения?
Она слегка пожала плечами:
— Должна признаться, я не наслаждаюсь этим так, как, похоже, наслаждается Билли. Я имею в виду все эти движения вверх-вниз и пыхтение. Но, полагаю, это обязательно для всех замужних женщин, если они хотят детей, и, может, со временем я действительно начну получать от этого больше удовольствия. Хотя, если честно и между нами, я думаю, это довольно-таки глупо. И раздражает, потому что к концу дня я обычно устаю и предпочитаю скорее уснуть.
Сестра прервала свой рассказ, когда дверь открылась и вошла горничная, толкая перед собой сервировочный столик с чайными принадлежностями. Мы подождали, пока она нальет нам чай. Я с удовлетворением заметила, что маленькие пирожные не дотягивали до тех, что мы печем во дворце.
— Насчет Рождества, — сказала я, — у меня хорошие новости. Если я захочу, то смогу взять выходной.
Лицо Луизы вытянулось:
— О боже, Белла! Мне так жаль, но под Рождество мы уедем на семейную ферму за город, к дедушке Билли, и пробудем там всю неделю. Как ты думаешь, тебе дадут целую неделю выходных, чтобы ты могла поехать с нами?
— Боюсь, что нет, — покачала я головой. — Меня отпустят только на Рождество.
— Мне так жаль… — повторила она. — Без тебя и праздник не праздник.
— Ничего страшного, — успокоила я. — Уверена, мне будет весело и вместе с остальными слугами.
Сестра потянулась вперед, взяла меня за руку и сжала ее:
— Белла, мне не дает покоя мысль о том, что ты где-то в услужении, пока я наслаждаюсь комфортом. Так неправильно. Несправедливо. Может быть, ты передумаешь и станешь жить с нами?
— Ты такая славная, Луиза, но у меня нет желания пробовать себя на поприще старой девы, особенно если твоя свекровь возьмет на себя инициативу найти для меня подходящего мужа. — Я улыбнулась. — Мне действительно нравится место, где я служу, и я хорошо справляюсь с работой. Меня повысили до помощницы шеф-кондитера.
— Ах, так это, должно быть, очень большая кухня, если там есть специальный шеф-повар для сладостей, которому еще и помощник полагается. У нас тут одна кухарка, одна судомойка и все.
— Да. Кухня очень большая.
— Значит, это, наверное, отель или ресторан. — Лицо сестры просветлело. — Раньше я беспокоилась, вдруг это не совсем респектабельное место.
— Очень респектабельное, уверяю тебя. Просто мне не разрешено тебе ничего рассказывать. Таковы правила компании.
— Понимаю. — Теперь она выглядела более счастливой. — Я рада, что у тебя хорошее место, хоть и предпочла бы, чтобы тебе не приходилось самой зарабатывать себе на жизнь.
— Но мне нравится работать, — сказала я. — И я набираюсь опыта.
— Уверена, скоро ты кого-нибудь встретишь, — заявила сестра. — Кого-то, кто сделает тебя такой же счастливой, какой стала я благодаря Биллу.
— Надеюсь, так и будет.
Мы сидели у камина, все еще держась за руки.
Близилось Рождество. Королева со своей свитой отбыла. Провожая ее, мы, как полагается, выстроились в ряд в вестибюле. Она тяжелым шагом прошла мимо, опираясь на руку своего индийского мунши и на палку и при этом кивая нам. Когда королева заметила меня, в ее глазах мелькнуло узнавание, и она слегка улыбнулась. Потом ей помогли сесть в карету (вернее, просто подняли и посадили туда), после чего процессия удалилась.
Мистер Анджело, пожелав нам всем счастливого Рождества и сказав, что виночерпий получил инструкцию открыть для нас на праздник бутылку кларета и бутылку портера, тоже уехал вместе с остальными старшими поварами, оставив двух пожилых поварих и нас, младших работников, под началом мистера Фрэнсиса.
Эти несколько дней прошли очень славно. Меню состояло из супов и рагу, за которыми следовали пудинги на сале — все это было легко готовить, и наводить чистоту потом тоже не составляло труда. В канун Рождества шел снег, и мы вышли во двор поиграть в снежки. К нам даже присоединилась миссис Симмс, которая взвизгнула, когда в нее попал снежок. А вот миссис Гиллеспи явно не одобряла все происходящее. Она вообще была странной женщиной: довольно вежливой, но при этом очень сдержанной и никогда по-настоящему не демонстрировавшей дружелюбия. Вечером один из учеников принес елку, и мы украсили ее свечами, стеклянными шарами и бумажными гирляндами. А потом уселись вокруг петь рождественские гимны.
Я уже направлялась к себе в комнату, чтобы лечь в постель, но вдруг услышала, как меня окликнули:
— Хелен!
Я обернулась и увидела Нельсона, который шел ко мне по коридору.
— Просто хотел пожелать тебе счастливого Рождества, — сказал он. — Завтра рано утром я уеду на весь день домой, буду праздновать с мамой-старушкой и всеми остальными. Но мне не хочется уезжать, пока я не подарил тебе вот это. При всех дарить было неловко, неизвестно, что они подумают. — И он вручил мне коробочку. — Это не ахти что такое, — улыбнулся он, — но мне хотелось, чтобы у тебя было что-нибудь от меня.
