Работники, в чьих договорах указывалась конкретная заработная плата (от членов профсоюзов до профессиональных бейсболистов), теперь вполне законно обладали большей покупательной способностью по сравнению с моментом подписания договора. То же самое касалось и государственных служащих, ведь их зарплата была установлена законом. Однако дефляция приносила пользу членам этих конкретных категорий только тогда, когда им удавалось сохранить свои рабочие места, а трудности с оплатой означали, что многие их теряли.
Аналогично банки-кредиторы оказались в выигрыше, поскольку выплачиваемые должниками платежи имели большую покупательную способность, чем раньше, но только в случае, если они вообще получали от должников такие платежи. Однако долги не могли выплатить так много людей, что банки стали разоряться. За четыре года (с 1930-го по 1933-й) приостановили свою деятельность свыше 9 тысяч банков. Другие кредиторы тоже теряли деньги, когда должники были не в состоянии платить.
Инфляция, как правило, усугубляется тем, что люди тратят обесценивающуюся валюту быстрее обычного, чтобы успеть купить хоть что-то, прежде чем она еще больше обесценится. В свою очередь, дефляция, как правило, усугубляется тем, что люди держатся за деньги дольше, особенно во время депрессии, когда повсеместная безработица лишает бизнес уверенности. В период экономического спада 1929–1932 годов в обращении находилось не только меньше денег, но и циркулировались они медленнее обычного, что еще сильнее снижало спрос на товары и услуги. В свою очередь, это снижало спрос на рабочую силу, что создавало массовую безработицу.
Теоретически правительство могло увеличить денежную массу, чтобы вернуть цены на прежний уровень. Двадцать лет назад (в 1913 году), при Вудро Вильсоне, была создана Федеральная резервная система (ФРС) для контроля банковской системы страны. Президент Вильсон объяснял, что ФРС «обеспечивает валюту, которая увеличивается по мере необходимости и уменьшается, когда такой необходимости нет» и что «полномочия по управлению этой системой кредитов переданы в руки общественного совета незаинтересованных должностных лиц самого правительства», чтобы избежать контроля со стороны банкиров и иных заинтересованных кругов. Как бы разумно это ни звучало, но то, что правительство может делать теоретически, вовсе не обязательно совпадает с тем, что оно может делать политически, или с тем, что понимают государственные мужи. Более того, отсутствие у них личной финансовой заинтересованности в принимаемых решениях еще не говорит о том, что они «бескорыстны» в политических аспектах этих решений.
Даже если финансовые или политические интересы не влияют на чиновников Федеральной резервной системы, это не означает, что их решения обязательно компетентны. А в отличие от людей, чьи решения корректирует непосредственно рынок, лица, принимающие государственные решения, с такой автоматической корректировкой не сталкиваются. Если оглянуться на Великую депрессию, то и консервативные, и либеральные экономисты считали денежно-кредитную политику Федеральной резервной системы той эпохи запутанной и неэффективной. Милтон Фридман называл руководивших ФРС людей «беспомощными», а экономист Джон Кеннет Гэлбрейт — группой с «поразительной некомпетентностью». Например, в 1931 году ФРС повысила процентную ставку, хотя спад в экономике был крайне глубоким, по всей стране закрывались предприятия и тысячами рушились банки, а безработица стала массовой.
Сегодня предполагается, что любой человек с базовыми знаниями экономики понимает, что нельзя выйти из депрессии, повысив процентную ставку, поскольку такая ставка уменьшает количество кредитов, а значит, еще больше снижает совокупный спрос как раз в то время, когда для восстановления экономики нужно его повышать.
Президенты, находившиеся у власти в период депрессии, разбирались в экономике не лучше, чем чиновники из Федеральной резервной системы. И республиканец Герберт Гувер, и демократ Франклин Рузвельт считали, что ставки заработной платы не следует снижать, поэтому такой способ коррекции дефляции в правительстве отвергли — как по гуманным, так и по политическим соображениям. Предполагалось, что сохранение ставок заработной платы в денежном выражении поддерживает покупательную способность, чем предотвращает дальнейшее снижение продаж, объема производства и уровня занятости.
К сожалению, такая политика работает только до тех пор, пока люди сохраняют свои рабочие места, а повышенные ставки заработной платы в этих условиях (особенно при дефляции) означают снижение занятости. Именно поэтому более высокие ставки почасовой оплаты труда не привели к повышению совокупного заработка рабочей силы, чего ожидали оба президента. Йозеф Шумпетер, ведущий экономист той эпохи, считал, что сопротивление тенденции снижения номинальных зарплат усугубляет Великую депрессию. В 1931 году он писал:
Депрессию вызвал не размер заработной платы, а другие факторы, которые значительно усугубил этот фактор.
Не нужно быть экономистом, чтобы понять то, чего не понимали ни Гувер, ни Рузвельт. Обозреватель Уолтер Липпман в 1934 году писал: «Во время депрессии люди не могут продавать свои товары и услуги по додепрессионным ценам. Если они будут настаивать на этих ценах на товары, они их не продадут. Если они настаивают на додепрессионных зарплатах, они станут безработными». Однако вовсе не миллионы безработных (многие из них находились в совершенно отчаянном экономическом положении) требовали себе прежние зарплаты. Это политики пытались удержать зарплату на докризисном уровне.
И администрация Гувера, и администрация Рузвельта применили к сельскому хозяйству те же рассуждения (или их отсутствие): чтобы помочь покупательной способности населения, цены на сельскохозяйственную продукцию должно поддерживать государство. Президент Гувер решил, что федеральному правительству следует оказать «косвенную поддержку ценам, которые серьезно снизились» в сельском хозяйстве. Президент Рузвельт позднее официально закрепил этот подход в программах поддержки сельскохозяйственных цен, что привело к масштабному уничтожению продовольствия во время массового голода. В общем, неправильные представления об экономике имелись у обеих партий.
Ошибочные представления об экономике не ограничивались Соединенными Штатами. В 1931 году Джон Мейнард Кейнс отозвался о денежной политике британского правительства в том духе, что аргументы, приводимые в ее пользу, «не выдержат и десяти минут рационального обсуждения».
Денежная политика — это всего лишь одна из многих областей, для которых недостаточно того, что правительство могло бы сделать для улучшения ситуации. Гораздо важнее, что на самом деле правительство может сделать то, что во многих случаях ухудшит ситуацию.
Дефляция может стать проблемой не только во время национальных или международных бедствий вроде Великой депрессии 1930-х годов. В период расцвета золотого стандарта в XIX и начале XX века, когда производство росло быстрее, чем предложение золота, цены, как правило, снижались. И наоборот, цены, как правило, растут, когда денежная масса увеличивается быстрее, чем предложение товаров, которые можно купить за деньги. Например, средний уровень цен в Соединенных Штатах в конце XIX века был ниже, чем в начале. Как и в других случаях дефляции, то есть увеличения покупательной способности денег, это привело к росту реальной стоимости ипотечных кредитов, договоров аренды и прочих юридических обязательств, где приходилось платить деньгами, выросшими в реальной стоимости. В общем, должники фактически увеличили свой долг (в смысле реальной покупательной способности) по сравнению с той суммой, на которую соглашались, занимая деньги.
