Кейнсианская экономика давала экономическое объяснение изменениям в совокупном объеме производства и занятости, а также предлагала рациональные обоснования для государственного вмешательства, направленного на восстановление экономики, погрязшей в депрессии. Кейнсианцы утверждали, что не надо ждать, пока рынок сам восстановится и обеспечит полную занятость, — такой же результат могут дать государственные расходы, причем быстрее и с менее болезненными побочными эффектами. Хотя Кейнс и его последователи признавали, что траты государства влекут риск инфляции, особенно когда политикой становится идея «полной занятости», они считали этот риск приемлемым и поддающимся управлению, если учесть альтернативу в виде безработицы масштабов, наблюдавшихся в период Великой депрессии.
Уже после смерти Кейнса в 1946 году, Олбан Филлипс из Лондонской школы экономики в 1958 году на основании эмпирических данных предложил кривую, иллюстрирующую зависимость уровня инфляции от уровня безработицы (названную в его честь кривой Филлипса). Фактически это означало, что политикам приходится выбирать в «меню компромиссов» между темпами инфляции и уровнем безработицы.
Посткейнсианская экономика
Кривая Филлипса, возможно, стала наивысшим достижением кейнсианской экономики. Однако чикагская школа стала отказываться от кейнсианских теорий в целом и от кривой Филлипса в частности — как аналитически, так и с помощью эмпирических исследований. В целом экономисты этой школы считали рынок более рациональным и реагирующим, чем кейнсианцы, а правительство — менее склонным к этому (по крайней мере, в смысле способствования национальным интересам, в отличие от способствования карьерам самих политиков). К тому времени экономика уже стала профессиональной и обосновываемой математически наукой, поэтому разбираться в работах ведущих ученых не могли не только большинство обычных людей, но даже большинство ученых, не занимающихся экономикой. Однако было понятно, что кейнсианское доминирование медленно разрушается — особенно после того, как в 1970-е годы одновременный рост инфляции и безработицы подорвал представление о компромиссе между ними в соответствии с кривой Филлипса.
Получение Нобелевской премии в 1976 году профессором Милтоном Фридманом из Чикагского университета ознаменовало растущее признание экономистов-некейнсианцев и антикейнсианцев в частности представителей чикагской экономической школы. К последнему десятилетию XX века экономистам чикагской школы (из самого Чикагского университета и других учреждений) доставалась непропорционально большая доля Нобелевских премий. Однако вклад кейнсианцев не исчез, поскольку многие концепции и идеи Джона Мейнарда Кейнса стали теперь частью арсенала экономистов всех школ и направлений. А 31 декабря 1965 года его фотография появилась на обложке журнала Time; это был первый случай, когда такой чести удостоился умерший человек. В журнале также поместили подходящую историю.
Time писал, что наш ведущий представитель некейнсианской школы Милтон Фридман сказал: «Сейчас все мы кейнсианцы». На самом деле Фридман сказал: «Сейчас все мы кейнсианцы и никто больше не кейнсианец», — подразумевая, что, хотя все усвоили значительную часть идей Кейнса, никто больше не верил, что все его учение верно.
Заманчиво думать, что история экономики — это череда великих мыслителей, которые количественно и качественно развивали эту область знания; на самом деле анализ первопроходцев редко оказывался совершенным. Пробелы, неясности, ошибки и изъяны, обычные для пионеров в любых областях, часто встречались и в экономике. Пояснения, исправления и строгая систематизация того, что создали мыслители-гиганты, требовали самоотверженной работы множества других ученых, которые не обладали гением этих гигантов, но видели многие вещи отчетливее первооткрывателей. Например, Давид Рикардо однозначно был гораздо более масштабной фигурой в истории экономики, чем его малоизвестный современник Сэмюэл Бейли, но в своем анализе рикардианской экономики Бейли выразил некоторые вещи гораздо яснее, чем сам Рикардо. Точно так же в XX веке в кейнсианской экономике появились понятия, определения, графики и уравнения, которых нет в трудах самого Кейнса, поскольку другие ведущие экономисты развили в своих научных работах исследования британца и изложили результаты в учебниках для студентов с помощью инструментов, которые Кейнс не использовал.
Роль экономики
В связи с историей экономики часто задают два вопроса. Экономика — это наука или просто набор мнений и идеологических установок? Отражают ли экономические идеи обстоятельства и события и меняются ли они вместе с этими обстоятельствами и событиями?
Научный анализ
Несомненно, как и все люди, включая математиков и физиков, экономисты имеют и предпочтения, и предубеждения. Однако математика и физика не считаются субъективными и предвзятыми представлениями, и причина в том, что в этих дисциплинах существуют общепринятые процедуры проверки и подтверждения тех или иных точек зрения. В силу того, что отдельные ученые могут быть необъективными, научный мир стремится создать и согласовать честные и объективные методы и процедуры, которые смогут обнаружить или предотвратить индивидуальные перекосы.
В экономике кейнсианцы предпочитают государственное вмешательство, а специалисты из чикагской школы опираются на рынок, а не на правительство. Такое различие вполне могло повлиять, например, на их первоначальное восприятие данных в кривой Филлипса. Однако и первые, и вторые использовали в своей работе один и тот же набор аналитических и эмпирических методов, поэтому после появления новых данных они со временем пришли к одним и тем же заключениям, подорвавшим идею этой кривой.
В науке всегда бушуют споры, и любая конкретная область обретает научность не тогда, когда в ней складывается автоматическое единодушие по определенным вопросам, а когда имеется общепринятый набор процедур, позволяющих разрешать разногласия при наличии достаточных данных. Большинство физиков изначально не признавали теорию относительности Эйнштейна, да и сам он не желал, чтобы ее принимали без практического подтверждения. Когда «поведение» солнечного света во время затмения подтвердило теорию, эти неожиданные результаты убедили других ученых в правоте Эйнштейна. Ведущий историк науки Томас Кун утверждал, что от других областей науку отличает то, что в ней противоречащие теории не могут существовать бесконечно долго: одна должна восторжествовать, а остальные исчезнут, как только появится достаточно нужных данных.
Именно таким образом флогистонная теория горения уступила место кислородной, а система Птолемея уступила место теории Коперника. Однако история миропониманий сильно отличается от истории науки. Противоречащие идеологии сосуществовали веками без видимых или даже мыслимых признаков разрешения таких разногласий
[153].
То, что объединяет ученых, — это не только согласие с различными выводами, но, что важнее, и со способами их проверки и подтверждения, начиная с тщательного и строгого определения терминов. Например, в экономике решающую роль определений продемонстрировали с помощью проблем, возникающих, когда в дискуссии об экономической политике появляется неопределенный термин «зарплата», которым обозначают такие разные вещи, как ставка заработной платы в единицу времени, совокупные заработки работников и затраты на рабочую силу на единицу продукции
[154]. Как отмечалось в
главе 21, если в благополучной стране с более высокими ставками зарплаты в единицу времени пересчитать затраты на рабочую силу на единицу продукции, то эта величина может оказаться меньше, чем в какой-нибудь стране третьего мира, где рабочим платят меньше.
