Много путаницы проистекает из-за того, что экономическую политику оценивают по провозглашаемым целям, а не по создаваемым ею стимулам. Например, в военное время, когда вооруженные силы страны поглощают ресурсы, которые обычно идут на производство гражданской продукции, вполне понятно желание сделать доступными гражданскому населению, особенно для прослойки с низкими доходами, определенные базовые вещи, например еду. Тогда регулирование цен можно применить к хлебу и маслу, но не к шампанскому и икре. Однако, каким бы правильным это ни выглядело при учете только цели или предполагаемых последствий, картина радикально меняется, если рассмотреть другие эффекты созданных стимулов.
Допустим, цены на масло и хлеб будут ниже, чем в том случае, когда их определяют спрос и предложение на свободном рынке, следовательно, производители хлеба с маслом, скорее всего, получат более низкие нормы прибыли, чем производители шампанского и икры, ведь последние имеют право свободно устанавливать те цены, которые покупатель готов платить, поскольку никто не считает эти продукты необходимыми. Однако все производители конкурируют за рабочую силу и прочие ограниченные ресурсы, а значит, более высокая прибыльность от шампанского и икры позволяет этим компаниям забирать больше ресурсов (за счет производителей хлеба с маслом), чем у них было бы на свободном рынке без контроля цен. Перенос ресурсов с производства хлеба и масла на производство шампанского и икры — один из тех результатов, которые мы не принимаем во внимание, когда мыслим исключительно в рамках ближайших последствий какой-то экономической политики. По аналогичным причинам контроль арендной платы, как правило, приводит к перемещению ресурсов из строительства обычного жилья для людей с умеренными доходами в строительство роскошного жилья для богатых.
Значение экономических принципов выходит за рамки того, что большинство людей относят к экономике. Например, те, кто беспокоится об истощении нефти, железной руды или иных природных ресурсов на планете, часто предполагают, что они обсуждают количество физических объектов. Но такое мнение кардинально меняется, когда вы понимаете, что статистика «разведанных запасов» больше говорит нам не о том, сколько ресурсов осталось на Земле, а о стоимости поисково-разведочных работ и о процентной ставке для тех кредитов, которые идут на эти изыскания. Кроме того, само количество ископаемых не так важно, если мы не знаем, сколько их можно добыть и какие для этого требуются затраты.
Многие решения, которые не считаются экономическими, приводят к серьезным экономическим последствиям. Например, если где-нибудь власти ограничат разрешенную высоту новых зданий, не подумав о том, к чему это приведет, то в итоге получат гораздо более высокую арендную плату
[159]. И это лишь некоторые из целого ряда проблем и вопросов, которые на первый взгляд кажутся не экономическими, но выглядят совсем иначе после осознания и применения базовых принципов экономики.
Важность различия между целями какой-то политики и стимулами, которые она создает, выходит за рамки темы книги — и даже за рамки экономики. Нет ничего проще, чем провозгласить прекрасную цель. «Закон о преодолении бедственного положения народа и государства», принятый во время Великой депрессии 1930-х годов, дал Адольфу Гитлеру диктаторские полномочия, что привело ко Второй мировой войне и принесло немецкому и другим народам больше бед, чем случалось ранее в истории.
При постановке любой цели обязательно нужно задавать вопросы. Какие именно действия будут совершаться во имя нее? Что данный закон или политика вознаграждает, а что наказывает? Какие ограничения это накладывает? Какими будут последствия таких стимулов и ограничений в будущем? Если вспомнить прошлое, то какими были последствия таких стимулов и ограничений в других местах и в другие времена?
Выдающийся британский историк Пол Джонсон отмечал:
Изучение истории — мощное противоядие от современного высокомерия. Унизительно узнавать, сколько наших благовидных предположений, кажущихся новыми и правдоподобными, уже давно испробованы — и не один, а много раз и в разных обличьях; при этом ценой больших потерь для людей обнаруживалось, что они полностью ложны.
Мы наблюдаем эти последствия для общества. В России некоторые люди голодают, несмотря на богатейшие сельскохозяйственные земли, а в Нью-Йорке спят на тротуарах зимними ночами, несмотря на то что заколоченных домов в городе гораздо больше, чем нужно для предоставления крова всем бездомным.
Некоторые виды экономической политики (в разных странах и в разные периоды истории) приводили к очень вредным или даже катастрофическим последствиям, что заставляет предположить невероятную глупость тех, кто принимал эти решения, — а в демократических странах, соответственно, следует считать глупцами тех, кто голосовал за этих людей. Однако это необязательно так. Сам по себе экономический анализ, необходимый для понимания этих вопросов, может, и не особенно сложен. Просто люди их не обдумывают, а тогда уже не имеет значения, гении они или умственно отсталые, поскольку в этом случае их действия не связаны с качеством мышления.
Помимо роли стимулов и ограничений, мы обсуждали центральную роль знания. Мы видели, как в странах со свободной рыночной экономикой гигантские многомиллиардные корпорации низвергаются, иногда доходя до банкротства и исчезновения, потому что их знания об изменившихся обстоятельствах и последствиях таких изменений отставали от знаний новичков-конкурентов.
Хотя факты важны, осознавать их последствия еще важнее, и именно это имеет значение в понимании экономики. Например, корпорация Eastman Kodak более столетия была международным колоссом фотоиндустрии — тем не менее она рухнула с появлением цифровых камер, которые уничтожили рынок для многих продуктов Kodak, предназначенных для устаревшей пленочной технологии. Однако дело было не в отсутствии знаний о цифровых фотоаппаратах (их как раз изобрела сама Eastman Kodak), а в неумении предвидеть последствия этой радикально новой технологии. Другие компании развили ее потенциал до такого уровня, что Eastman Kodak обанкротилась. К числу этих компаний относились не только традиционные производители фототехники вроде Nikon и Canon, но и корпорации, ранее не имевшие отношения к фотоиндустрии, но приступившие к производству цифровых фотокамер, — например, Sony и Samsung.
Словом, решающими в рыночной конкуренции оказываются знания и идеи, а не то, что какие-то компании уступают место соперникам (в индустрии фототоваров или любой иной). Общество получает выгоду, поскольку некоторые бизнес-решения основываются на более четком понимании экономических реалий времени и обстоятельств. И именно соответствующие этим реалиям предприятия выживают, чтобы использовать ограниченные ресурсы альтернативным образом.
