Как раз в тот момент, когда казалось, что мир уже ехал с пустым баком, у берегов Бразилии и Африки были обнаружены гигантские месторождения нефти, а проекты канадских нефтеносных песков развивались так быстро, что теперь обеспечивают Северную Америку большим количеством нефти, чем Саудовская Аравия. Кроме того, Соединенные Штаты впервые за поколение увеличили внутреннюю добычу нефти.
Даже колоссальное использование энергетических ресурсов в течение XX века не уменьшило известных запасов природных богатств, необходимых для получения энергии. Учитывая гигантский поток энергоресурсов, которые исторически требовались для распространения сети железных дорог, заводского оборудования и электрификации городов, было подсчитано, что в первые два десятилетия XX века было потреблено больше энергии, чем за всю документированную историю человечества. Более того, рост энергопотребления продолжался на протяжении столетия, но при этом и известные запасы нефти увеличивались. В конце XX века разведанные запасы более чем в десять раз превосходили разведанные запасы в середине века. Усовершенствование технологий сделало более эффективными и поиск, и добычу нефти. В 1970-х только примерно в каждой шестой пробуренной скважине была нефть. К началу XXI века нефть давали уже две трети поисково-разведочных скважин.
Экономические рассуждения о нефти применимы и к другим природным ископаемым. Сколько бы железной руды ни находилось в земле, не имеет смысла платить за поиски, если ее текущая стоимость меньше, чем стоимость разведки и переработки. Тем не менее, несмотря на масштабное использование железа и стали в XX веке, подтвержденные запасы железной руды увеличились в несколько раз. То же самое верно для запасов меди, алюминия, свинца и других природных богатств. В 1945 году известные запасы меди составляли 100 миллионов тонн. После четверти века беспрецедентно активного использования меди ее известные запасы утроились, а к 1999 году опять удвоились. Только за период с 2006 по 2008 год разведанные запасы природного газа в США выросли примерно на треть (с 43,4 до 58,7 миллиарда кубометров).
Даже после обнаружения нефтяного месторождения и его активной эксплуатации оно не иссякает до конца. Журнал The Economist писал:
Несколько десятилетий назад средний коэффициент нефтеотдачи из месторождений равнялся 20%; сегодня благодаря значительному технологическому прогрессу он достиг примерно 35%.
Иными словами, почти две трети нефти на участке остается под землей, поскольку выкачать ее всю (или хотя бы большую часть) — слишком дорого при сегодняшних технологиях и ценах на нефть. Однако нефть там осталась, и ее местоположение уже известно. Так что если когда-нибудь у нас действительно «закончится» нефть, доступная по современным затратам для добычи и переработки, то следующим шагом станет добыча и переработка нефти с чуть более высокими затратами, а затем с еще чуть более высокими. Но мы явно не на том этапе, когда большая часть разведанной нефти все еще остается под землей. По мере совершенствования технологий повышение доли добычи из существующих скважин становится экономически оправданным. В 2007 году New York Times привела ряд подобных примеров:
Месторождение Керн-Ривер, открытое в 1899 году, было возрождено, когда инженеры компании Chevron начали закачивать пар под высоким давлением, чтобы добиться большей нефтеотдачи. В результате месторождение, добыча на котором в 1960-х упала до 10 тысяч баррелей в день, теперь дает 85 тысяч баррелей в день.
Такие соображения относятся не только к нефти. Когда уголь можно было легко добыть на поверхности земли, не было никакого смысла углубляться и строить шахты, поскольку уголь, добываемый под землей, стоил дороже и не мог конкурировать с более дешевым углем с поверхности. И только после того, как запасы угля, доступного по низкой цене, были исчерпаны, стало рентабельно копать глубже в поисках новых запасов.
Разницу между экономическим и «истерическим» подходом к использованию природных ресурсов продемонстрировало пари между экономистом Джулианом Саймоном и биологом Полом Эрлихом. Профессор Саймон предложил всем желающим пари, что реальная стоимость любого выбранного ими набора из пяти природных ресурсов не вырастет за выбранный ими же период времени. Вызов приняла группа под руководством профессора Эрлиха, которая выбрала пять ресурсов и десятилетний период
[84]. В конце десятилетия снизилась не только суммарная стоимость набора из пяти ресурсов, но и стоимость каждого отдельного ресурса — хотя предполагалось, что она повысится!
[85] Очевидно, если бы мы были близки к исчерпанию этих ресурсов, то их стоимость увеличилась бы, поскольку дисконтированная стоимость этих потенциально дефицитных ресурсов возросла бы
[86].
В каком-то конечном смысле общее количество природных богатств, конечно же, должно уменьшаться. Однако не стоит всерьез беспокоиться о проблемах с ресурсом, который иссякнет через столетия после того, как устареет, или через тысячу лет после того, как Солнце остынет. Если он будет заканчиваться в какой-то промежуток времени, имеющий практическое значение, рост текущей стоимости потенциально иссякающего ресурса автоматически приведет к его сохранению — без публичной истерии и политических назиданий.
Точно так же как цены заставляют нас делиться друг с другом ограниченными ресурсами и соответствующими продуктами, дисконтированная стоимость вынуждает нас делиться этими ресурсами с будущими поколениями — пусть даже мы этого и не осознаем. Разумеется, можно делиться и политическим путем, заставляя государство взять на себя контроль над природными богатствами, как оно берет контроль над другими активами или фактически над всей экономикой.
