– Девочка умерла по Божьей воле, – настаивала Мерсилия. – По Божьей воле её и оживили. Нам не дано знать, почему. Неправда, что её кто-то убил. Человек просто умер, умер и всё.
– Именно так нам и рассказывали. Она, наверно, ещё и болела сильно?
– От горячки месяцами маялась, и давило у неё под сердцем. Она была доброй девушкой. Все её любили. И все пришли хоронить. Было две панихиды, – старуха доверительно кивнула Рашели. – Гроб так и не приехал, а потом пошёл дождь.
Рашель бросила на меня озадаченный взгляд и продолжила расспросы.
– А где она находилась в момент смерти?
– Да здесь же, под крышей дома, где я её родила. Посреди ночи. А на заре её похоронили. Мне показали могилу через три дня.
Старуха медленно раскачивалась на краю кресла.
– Ти Фамм никогда не утверждала, что просочилась сквозь грунт. Ей казалось, будто она спит, а вокруг о ней говорят как об умершей. Когда я ходила на кладбище, я не знала, что в могиле пусто.
– А где она сейчас?
– В клинике. Государство позаботилось. Я бы её забрала сюда, но мой муж тоже умер, а у неё никого нет и она как ребёнок. Когда её нашли, она была не в состоянии даже причесаться или умыться самостоятельно.
Дверь отворилась со скрипом, явив стайку любопытных детей, которых Мерсилия тут же прогнала. Две курицы успели проскочить мимо неё, и стали клевать цементный пол в поисках корма.
Беседа подошла к концу.
– У неё совсем не было врагов, – заверила нас Мерсилия, получив от меня за беседу небольшой гонорар. – Она ни разу ни с кем не ссорилась.
Как я и думал, наши словоохотливые гиды ждали нас в камышах. Орис растянулся под деревом момбен батар с огрызком сахарного тростника в зубах.
– Ну как? – заговорщицки поинтересовался он.
– Что «как»? – с усмешкой переспросила Рашель.
Возвращение к нашему джипу обошлось без приключений и, высадив детей в районе рынка, мы стали делиться впечатлениями.
– Знаешь, это странно. Панихиду всегда справляют по ночам, а если их было две, выходит, тело пролежало около полутора суток?
– Как минимум.
– И что же, никто из скорбящих не заметил, как оно разлагается?
– Выходит, что так. А как тебе показания паренька?
– Пока никак. На берегу живёт торговка – подруга моего отца, спросим у неё.
Солнце клонилось к закату, когда мы подъехали к хозяйству на окраине Гонаива. Запылённое здание окружала сине-зелёная стена с огромной русалкой в стиле наив – примитивизм.
– Временами здесь у них что-то вроде клуба, – пояснила Рашель. – Русалку зовут Клермезиной, это один из духов-помощников этой женщины. А сама она сильный служитель лоа.
Рашель сказала несколько слов одному из местных. Он вошёл в дом и вернулся в сопровождении молодой женщины. Рашель нежно расцеловалась с ней в обе щёки. Пройдя цементную танцплощадку, мы уединились во внутреннем дворике за развалинами эстрады. Там уже происходило некое шумное действо под эгидой экзотической личности женского пола. При виде нас она приподнялась с царственным видом коронованной особы, осыпав Рашель потоком любезностей. И не успели мы занять свои места, как нам подали поднос густого кофе.
Через пару мгновений мы потерялись в шуме и гаме. Все вокруг галдели непонятно о чём. Председательствующая держалась серьёзно, один из мужчин лез на рожон, а Рашель тем временем покатывалась со смеху. Насколько я понял, этот человек не справился с каким-то поручением. В случае повторной неудачи старшая грозила сделать так, что его останки будут собирать пинцетом. Обвиняемый в свою очередь сулил ей встречу с оборотнем – луп гару. Она тут же парировала угрозу, заявив, что с её прытью оборотень ей не страшен, потому что ей не мешает кое-что, что между ног болтается. Обмен сальностями длился до тех пор, пока старшая не пресекла пререкания порцией отборной ругани, моментально заткнув противнику рот.
История Ти Фамм отвлекла её от перебранки. Несчастная приезжала в Гонаив за мукой, которую перепродавала с наценкой в Эннери и Саванн Каре. По мнению рассказчицы, она была грубой и неотёсанной особой. На креольском жаргоне таких именуют maloktcho. Как нам уже сказал маленький Орис, Ти Фамм обзывалась и была нечиста на руку.
– Она постоянно норовила обсчитать или обвесить, требуя семь за то, что стоит пять. За это её и убили.
– Говорят, там вся семья такая?
– На базаре торговала она. И все её там ненавидели. Забудешь сдачу – она её присвоит. Воровка, одним словом.
– Выходит, расправиться с ней мог кто угодно?
– Да все сразу. Кому то одному её заказать – роскошь не по карману.
На другое утро мы заехали в баптистскую миссию в Пассереине, рассчитывая пообщаться с Джей Ошерман, американкой, опекавшей Ти Фамм после её появления на рынке в Эннери в 1979-м. Нужного нам человека не оказалось на месте, но отъезжая, я заметил лысеющего здоровяка, скучавшего в одиночестве на ступенях бревенчатой церкви. Такие лица сложно не запомнить. Не кто иной, как Клервиус Нарцисс, подвизавшийся вблизи от миссии после выписки из психбольницы.
Нам удалось взять у него несколько интервью, в которых он говорит о выпавших ему испытаниях более спокойно, нежели в заведении доктора Дуйона. Будучи физически сильным и здоровым от природы, он никак не ожидал, что с ним случится такое. Всё началось со спора с братом, который, будучи колдуном, положил глаз на землицу, которую обрабатывал Нарцисс. Полное понимание тех событий пришло к Нарциссу только сейчас. Братец наслал на него порчу в воскресный день. Ко вторнику, находясь в Гонаиве, он почувствовал слабость и тошноту. В конце дня на приёме у врача его душил кашель. А к полудню среды он уже попросту умирал.
– И чем он тебя отравил? – перебила беднягу Рашель.
– Ничем, – ответил Нарцисс. – Если бы я принял яд, мои кости в могиле бы истлели. Он просто послал по мою душу. Так это делается у нас.
– В корыте?
– Да. Заливают водой, прокалывают кожу, и вода превращается в кровь.
Нарцисс пояснил, что его продали бокору по имени Жозеф-Жан, который держал его в кабале на своих плантациях рядом с Равин-Тромпетт, деревушкой вблизи от Гаитянского Мыса. Там он и пахал от рассвета до заката вместе с другими зомби, получая еду один раз в день.
По крестьянским понятиям – кормили их нормально, строжайше исключив из рациона только соль
[73]. Ему, конечно, хотелось вернуться на родину, к семье и друзьям, но происходящее с ним напоминало сон, где всё – предметы, события и ощущения – возникают и движутся как в замедленном кино. И всё это происходит независимо от твоей воли, поэтому осознанные поступки и решения в таком состоянии не имеют смысла.
