Спустился вечер, над морем уже повис молодой месяц, но воздух ещё не успел охладиться. Жак откупорил ром, которым мы освежались в обратном пути. Сначала никто не говорил. Одежда прилипала к коже, мы пропахли базарным духом пота, жасмина и гниющих фруктов. Рыбаки тянули сети, было видно, как со дна лодки извивается снасть по мере извлечения невода с уловом.
– Само собой, – пояснила мадам Жак, усаживаясь в джип. – Существуют десятки порошков на все случаи жизни и смерти. Одни убивают медленно и незаметно, другие причиняют боль, которую невозможно скрыть.
– А что делает наш?
– Наш превращает в пыль. Но только колдовская сила сделает тебя хозяином положения.
– А другие порошки?
– С ними проще. Можно через пищу, или уколоть отравленным шипом. Иногда в ступу подмешивают стекло. Хочешь разбираться в порошках, самое то – если во сне ходишь, – мадам приложилась к бутылке. – А только что ты узнал, что такое «конвой». С тобой соприкоснулось организация.
– Откуда она знает про такие вещи? – спросила Рашель, обнимая Жака за шею.
– Она? – подавился от хохота выпивкой Жак. – Откуда? Да ведь она королева! А Обин – президент. Остальные – её кузены.
В тот вечер у Бовуара меня дожидались двое мужчин. Один оказался префектом полиции северной части города. Второго я опознал по хриплому, насквозь прокуренному голосу. Он был одним из тех типов, что навестили меня на вторые сутки моего первого визита, когда я привёз от Марселя Пьера изготовленный им фальсификат. Помню и того субъекта, который вынес приговор продукции Марселя в тот день. Теперь я узнал его имя – Эрар Симон. Он был так же прямолинеен, как и в предыдущий раз.
Оказывается, в ассортименте у моих гаитянских друзей было целых четыре вида смеси, которая превращает человека в зомби, и по сходной цене я мог приобрести все четыре. Правда, сумма получалась серьёзная. Американские коллеги разрешили мне купить только одну, и в случае положительной проверки на обезьянах – забрать остальные. Поговорив с Нью-Йорком, я сумел снизить стоимость вдвое. Симон согласился, и я вручил ему залог. Он назначил мне встречу на севере через три дня.
Наша беседа длилась немногим дольше, чем мой звонок в США, но я размышлял об этом человеке, Симоне, до глубокой ночи. Со стороны он казался неуклюжим. Вялое, заплывшее жиром существо. Но как и в случае с Буддой, лишний вес имел значение. Под слоем сала таилось нечто ужасающе умное и беспощадное. Казалось, там была душа человека, который убивал по приказу. Мне долго никто ни о чём не рассказывал, но я уже догадался, что выйдя на Симона, я попал на отпетого доку этого ремесла, создания зомби.
– Тяжёлый случай, – сказала Рашель. В этих двух словах был весь пыль и мусор Гонаива. Пропало электричество, и город во тьме принял безумный вид. В домах погасли огни, народ заполонил на улицу. Бродяги и торговцы на рынке жгли костры, рядом толпились дети. Все вывалили наружу, словно после землетрясения.
– Порт закрыли, – сообщила Рашель.
– Когда проложили шоссе?
– Ещё раньше. Поверни здесь, – скомандовала она, и мы оказались на изрытой грунтовой дороге. – Когда-то в Гонаиве мулаты гнушались совсем чёрными.
– При Дювалье стало иначе?
– Иначе стало после революции. Мулатов здесь теперь почти не осталось.
– Жить стало легче… – пробормотал я себе под нос.
– Чего, чего?
– Ничего. Слушай, а мы здесь раньше не бывали?
– А ты не помнишь?
И тут я вспомнил. Даже в такой темноте нельзя не заметить силуэт русалки, плывущей вдоль сине-зелёной стены. Та женщина – хозяйка ночного клуба в Клермезине, которой так не нравилась Ти Фамм, ведь это жена… Эрара Симона!
Я резко повернул в короткий переулок. Фары выхватили кучку бездельников у ворот заведения.
– Элен совершает паломничество, но Эрар скорей всего на месте. – Рашель обратилась было к местным, но замешкавшись, достала сигареты и вышла из джипа. Поманив несколько юнцов, она попросила прикурить.
– Его нет дома, – сообщила она, залезая обратно в джип. – Ушёл по делам.
– Куда это?
– Без понятия. Где угодно, может быть в городе.
– Обычно он околачивается на пирсе. Что будем делать?
Я распахнул дверцу, поставил ногу на бордюр, но тут же сел обратно. Вокруг машины скопилась толпа юнцов. Судя по виду, их мучила жажда. Пришлось поделиться с ними остатками рома. Бутылка пошла по кругу. Что характерно для гаитян – здесь все любят выпить, но не встретишь ни одного пьяного.
Мы немного болтали, но покончив с выпивкой, ребята ретировались к воротам, возобновив свою ночную вахту в привычных позах.
– Странно, ты заметил того что слева, который давал мне прикурить?
– Ты его узнала?
– Не сразу, но потом вспомнила. Он был в Л’Эстере у сестры Нарцисса. Определённо, это он.
– А что он делает здесь?
– Он местный. Что он делал там – вот в чём вопрос.
Было около девяти, когда к джипу прошмыгнула худая фигура, заставив вздрогнуть Рашель.
– Комендант ждёт вас у себя дома, – не представившись, доложил незнакомец.
– Комендант? – переспросил я, заводя мотор.
– Его все так зовут. Он был начальником милиции. VSN – «Добровольная Служба Национальной Безопасности», – Рашель расшифровала аббревиатуру тонтон-макутов.
– Здесь, в Гонаиве?
– Нет, по всей долине Артибонит.
– С каких пор?
– С самого начала. Сейчас он в отставке, но всё ещё при делах. Отец недаром говорил, что за нами с первых шагов следят его люди.
Эрар Симон был немногословен. Он сидел на крыльце своего скромного дома, рассеянно отгоняя рукой мух от лица. Инициатором рукопожатия выступил я, а не он. Когда незнакомцы встречаются по необходимости, но им нечего друг другу сказать, воспитанные люди просто молчат. Но в данном случае молчание говорило о том, кто здесь главный. Когда Симон наконец заговорил, в каждом слове слышался подвох.
– Какое дело вам до зомби?
– Мне интересно.
– За такие деньги? Отстёгиваешь валюту за «интерес»?
– Отстёгиваю не я.
– Это понятно. Платят за всё евреи, хоть ты и не из них. С виду точно. Тебя послали делать грязную работу. И кому это выгодно?
– Судя по цене, в первую очередь тебе, – ответил я, пропустив мимо ушей его выпад против Клайна и моих спонсоров. А между тем, он кое-что знал о моём прошлом.
– Вы, белые – как слепые. Ничего не видите, кроме своих зомби. Они у вас повсюду, – свирепствовал мой собеседник.
– Мы видим в них врата познания, – парировал я.
– Да смерть за этими дверями и больше ничего! – закричал Симон. – Водун есть водун, а зомби это зомби. – Он, правда, не стал орать и распалять себя. – Так ты видел Нарцисса?
