При любых обстоятельствах, изъятие малого ангела нарушает единство духовной структуры жертвы и создаёт не одну, а две взаимодополняющие разновидности зомби. Вот, что показал мне Эрар. Зомби-невидимка, зомби малого ангела, тщательно запертый в кувшине, и готовый к магическому переселению в насекомых, животное или человека, в зависимости от планов бокора. Остальные элементы – душа, большой ангел-хранитель и звезда, – формируют зомби-кадавра, зомби во плоти. Итак, есть зомби от томящего в одиночестве малого ангела (зомби-невидимка) и зомби во плоти.
Воскрешение кандидата в зомби прямо на кладбище требует доскональных магических познаний. Бокору крайне важно не допустить трансформацию духовных элементов в благоприятное для их проявления время. В первую очередь, это касается малого ангела, который парит над трупом в виде искристой тени. Ангела необходимо отогнать от трупа, чтобы он не смог проникнуть туда вновь. Надёжный способ этому помешать – избиение жертвы, как это было в случае с Нарциссом. Кроме того, большому ангелу тоже нельзя улетать из тела «в родные края». Душа (n’ame), напротив, обязана оставаться в теле, препятствуя процессу разложения, иначе зомби сгниёт. Сохранив внутри себя большого ангела и душу, мертвец зомби вполне работоспособен. Но отсутствие малого ангела-хранителя делает его безмозглым автоматом, которым управляет либо жрец, либо тот, в чьих руках оказался малый ангел. Идея одержимости враждебной злокозненной силой, вот что внушает водунисту сильнейший страх.
Гаитянину страшно не пострадать от зомби, а превратиться в него самому. Мертвец зомби – это бездушный механизм, вроде трактора без тракториста, жалкий пример бессознательного бытия, материи, не ведающей духа и морали.
В конечном счёте, решение этой проблемы, таинства зомбировки, было не лишено некоторого изящества. Для водуниста сотворение зомби – процесс магический по существу. Однако занимаясь этим делом, бокор в состоянии умертвить пациента не путём поимки малого ангела, а при помощи отравы замедленного действия, проникающей в организм через кожу намеченной жертвы. Яд можно втереть, его можно вдохнуть, дальнейшее будет развиваться медленно, незаметно, но эффективно. Входящий в состав порошка тетродотоксин снижает темпы обмена веществ до уровня клинической смерти. С одобрения врачей и полицейских, мнимого покойника хоронят заживо под стоны скорбящей родни. Теперь он мёртв даже для бокора. Нет сомнений, что настоящая смерть наступает не в результате отравления, а от удушья в гробу.
Однако массовая уверенность гаитян в существовании зомби основана на тех случаях, когда жертва, получив нужную дозу вещества, просыпается в гробу, откуда её извлекает специалист-чудотворец на букву «б».
По воскрешении несчастного, одурманенного ядом и ошарашенного всем происходящим, вяжут и подводят к распятию, где в результате нового крещения он получает новое имя. На другой день ему или ей скармливают тёртый огурец зомби – сильнодействующий психоактивный наркотик, вызывающий потерю памяти и ориентации. После череды интоксикаций скорбный силуэт живого трупа скрывается в непроглядной ночной мгле.
Остаётся один неотступный вопрос. Допустим, формула препарата и детали ритуала помогают понять, каким путём кого-то взяли и превратили в зомби, но почему взяли и превратили именно его? На это нет ответа. Много кто, включая гаитянских законотворцев, считает зомбирование редкой формой криминала, не отрицая её, как устойчивый источник коллективного страха в среде суеверных крестьян. И чем дольше находился я на острове, чем глубже я копал, тем очевиднее была для меня внутренняя сплочённость этого сообщества. С колдовством в любой ситуации лучше не связываться, но в этом краю оно было признано существенным элементом национального мировоззрения. Спрашивать, почему на Гаити так много колдуют – то же, что задаваться вопросом: «отчего на свете много зла?» Ответ, если он так необходим, предоставляют все религии мира – дьявол, будучи обезьяной Бога, дополняет недостающее для полноты бытия. Жители Гаити сознают эту необходимость не хуже обитателей других мест.
С этой точки зрения, представление о том, что зомби – некое патологическое, из ряда вон выходящее явление, прямо противоречило собранным мною данным. Добывая подлинный препарат, я контактировал со множеством тайных сообществ, чьи руководители лично контролировали процесс изготовления необходимого мне вещества. В моём распоряжении оказался ряд косвенных улик, свидетельствующих, что Нарцисс и Ти Фамм были на плохом счету у своих земляков, и многие источники наводили меня на мысль о существовании некого трибунала, решающего участь будущих зомби. Макс Бовуар намекал мне, что окончательное решение выносят не суды, а члены тайного совета, передавая его для зачтения обвинительной стороне.
Но что означает вся эта секретность?
Моя свобода от предрассудков существенно облегчала мне поиски вещества, однако стоило мне копнуть глубже, как моя интуиция погружалась в туман моего невежества. Секретные сообщества – кто в них состоит, каково происхождение этих организаций, в чем специфика их взаимодействия с официальной властью? Желание во всём этом разобраться я уносил в Америку вместе с гостинцами для профессора Клайна. Мне предстояло путешествие во времени в суровые дни колониального прошлого.
XI. Зора, зомби и маруновщина
Дело происходило на плантации возле Лимбе
[155] в 1740-м году. Пострадавший и сам вначале не заметил, как ролики тростникового пресса обагрила его собственная кровь. К моменту, когда истошный вопль, похожий на детский крик, вынудил возницу перерезать кожаные поводья, связующие лошадь с мельничным воротом, рука уже была раздавлена по плечо, и кровь успела смешаться со сладким соком тростника. Рабам к боли не привыкать, но ту, что он чувствовал сейчас, заглушала невыносимая ярость бессилия. Здоровой рукой он колотил по прессу, и отпрянув назад, всею силой жилистого тела вырвал из механизма кровоточащий обрубок. Начавшийся бред уносил его к родным берегам Африки. Он увидел королевские земли племён Мандинго
[156] и Фула, громадные города и крепости Гвинеи, просторные рынки, кишащие торговцами со всей земли, и святилища, на фоне которых жалкие молельни французов выглядели смехотворно. Он не замечал, как верёвочным жгутом остановили кровотечение, не расслышал, как мачете со свистом завершил ампутацию руки. Он ощущал только монотонный звук, возникавший где-то глубоко. Поднимавшийся по окровавленным ногам, глухо отзывавшийся в пустом желудке, чтобы вырваться странным криком из его собственных уст, казавшихся чужими. Гневный вопль через стиснутые от накопившейся ярости зубы, призыв к мести, не за себя, а за всех отнятых у Африки людей, брошенных в Америку обрабатывать земли, украденные белыми у индейцев.
