Ответом колониального режима был беспощадный террор. В горные районы регулярно посылали карательные отряды, чьё снаряжение требовало немалых затрат. Захваченных в этих рейдах пленников четвертовали. Однако далеко не все белые возвращались с добычей, многие угнетатели нашли в горах свою смерть, безуспешно пытаясь разрушить питательную основу подполья, недосягаемую для французов, но досконально освоенную вездесущими марунами.
В результате, к концу XVIII-го века целые регионы оказались полностью изолированы от белых. В одном из горных районов повстанческое движение просуществовало целое столетие, а марунская община в горах Баоруко
[159] процветала 85 лет, пока французы не предложили перемирие, по условиям которого маруны могли жить обособленным кланом. Атаман, прибывший на переговоры, оказался маруном с сорокапятилетним стажем.
В связи с провалом карательных операций в горах, колониальное руководство переключилось на ликвидацию каналов, по которым осуществлялось снабжение повстанцев продовольствием и разведданными. Страх перед ними подталкивал власти к ужесточению законов относительно передвижения и общения крепостных. Отныне рабам было запрещено ходить по ночам, посещать соседние плантации, пользоваться лодками, и даже разговаривать промеж собой без хозяйского разрешения. Участились ночные обыски, уличённых в хранении оружия или помощи беглецам подвергали жестокому публичному наказанию. Но что могли сделать французы при статистике сто рабов к одному белому? И пусть пуще хозяйского кнута рабы боялись гнева «братских» марунов – то, что разбойники борются за свободу, не вызывало ни у кого сомнений, повышая их авторитет в глазах молодёжи. Слава марунов крепчала, а с нею росла их безнаказанность. Партизаны стали спускаться с гор, совмещая революционную пропаганду с набегами на плантации и грабежом магазинов. Согласно данным современника за 1770-й год, численность марунов выросла настолько, что жизнь на острове стала «окончательно небезопасной», и прогулка по холмам в одиночку стала как минимум неразумной.
Что и кого толкало на отчаянную разбойничью стезю, – сказать сложно, частичный ответ можно найти разве что в тогдашних метриках. Так, с 1764-го по 1793-й год было зафиксировано около 84-х тысяч новых потенциальных «маруновцев» – судя по числу объявлений о бегстве рабов в местной печати. Процент тех, кто добрался до своих, неизвестен. Как бы то ни было, само число даёт почувствовать масштабы конфликта.
В значительном количестве те, кто всё-таки сбежал, стремились покинуть проклятый остров морским путём, особенно те, кто пробыл на Гаити менее года. В колониальном отчёте упомянуто сорок три беглеца, задержанных в порту за январь 1786-го года из числа новоприбывших рабов. А уже в 1788-м году из десяти с половиной тысяч африканцев, доставленных на Кап Френсис из Африки за десять месяцев, «от рук отбилось» две тысячи. Важная деталь – примкнувшему к марунам креолу ничего не стоило раствориться в городской среде, в то время как новоприбывшим рабам, не знакомым с колониальным бытом, оставалась только одна дорога – в горы. Таким образом, большей частью партизанские отряды пополнялись людьми, максимально далёкими от цивилизации белых европейцев. Такие и в подполье на чужбине продолжали жить по обычаям родной Африки.
Тайно, иначе они бы не выжили, маруны наладили собственную систему управления, хозяйствования и веры. Разработкой этих систем занимались представители «нового класса рабов», выдвинутые невольничьей массой на передний план в течении XVIII-го столетия. В жилах этих людей текла кровь африканских племенных вождей. Они знали устные предания своего народа, часто обучались также у арабских мудрецов, были умны и порядочны от природы, знали военное дело. Каждый боец пополнял ряды повстанцев после жесточайшей проверки, по возрасту это были мужчины от семнадцати до тридцати пяти лет. Жизненный путь тех, кто входил в ряды повстанцев, был мучительным и долгим – ужасы транспортировки из Африки, каторжный труд на плантациях, который ещё надо выдержать, ищейки наёмников, которых надо перехитрить, недоедание, риск поимки и постоянная тревога. Приём в организацию был строго регламентирован. Принимали только добровольцев, тщательно проверенных, не могут ли они быть шпионами. Чёрных, захваченных во время налётов рабовладельцев, легко было вернуть в рабство, и марунов при малейшем намёке на измену ожидала смерть от рук своих. Попавший в отряд беглец вначале должен был избавиться от рабского прошлого, искромсав клеймо ножом, смоченным ядовитым соком растения акажу, вызывающим безобразные волдыри. Подвергаясь жестоким обрядам посвящения, маруны узнавали особые рукопожатия и пароли, по которым в суматохе налётов можно отличить соратника среди врагов. Далее следовала присяга на верность при свидетелях, и детальное описание того, что ожидает новичка в случае отступничества. Если внешняя секретность оберегала общину от распада, моделью внутреннего устройства служили тайные общества, в которых беглые рабы успели побывать ещё в Африке.
В колониальную эпоху роль таких организаций на западе Африки была не менее велика, чем в наше время. Особенно в прибрежных тропических лесах, чьи обитатели пополняли ряды рабов в колонии Сан-Доминго. Поразительно сходство этих сообществ с аналогичными структурами марунов. Членство строго по инициации, долгий цикл испытаний на выдержку и выносливость, и лишь потом – допуск к конфиденциальной информации: тайным символам, паролям и рукопожатиям. В Сан-Доминго эти условия были непреложны, чтобы узнавать членов своей ячейки, в остальном же организация марунов была открытой для новоприбывших беглецов. Более того, открытость служила необходимым условием её успешного функционирования. Ведь сообщества данного типа не были маргинальной прослойкой африканской культуры, напротив, они-то и являлись ревнителями и хранителями традиционного образа жизни до и после колонизации. К примеру, в Сьерра-Леоне вся ответственность за образование, этику интимных отношений, экономику, политику и здравоохранение лежит на обществе Поро. Тайные организации западной Африки сильны тем, что их деятельность определяют общественные интересы и нужды, а отнюдь не гарантия передачи власти по наследству членами родственного клана. Подобное устройство обеспечивало марунам реальную сплочённость разношёрстной публики, группировавшейся под знамёнами борьбы за свободу.
Будучи решающим арбитром по вопросам культуры, тайное общество следило за соблюдением правосудия. В описанном нами выше племени эфик этим занималось общество Леопарда, чьи трибуналы выносили приговор на основе испытания ядовитыми препаратами. Судебная экспертиза касалась всех видов одиночных и групповых преступлений, особенно, когда в деле замешано колдовство. Отсюда доскональное знание системы производства токсичных препаратов, от опытов с представителями фауны и флоры, вплоть до точной дозировки, способов применения и психологической диагностики испытуемого.
Однако эти вещества использовались не только при судебной экспертизе. Обращение со смертельными ядами – такая же общая черта панафриканской культуры, как песни и танцы. Например, в ряде регионов смертный приговор преступнику приводили в исполнение, нанося уколы копьём, чей наконечник смочен соком ядовитого растения.
