Переворот в антропологии, инициированный Боасом, шёл полным ходом. Эта наука всё ещё была орудием колониализма, когда отважный учёный отбросил голословную идею прогресса и эволюции, в рамках которой впереди планеты всей неизменно оказывалась цивилизация западного типа. Пропагандистским догмам эксплуататоров Боас противопоставил изучение культур, согласно их внутренней ценности
[178]. Как никто другой до него, Боас использовал антропологию в качестве наглядного пособия, показывающего, как удивительно разнообразна человеческая культура. Нити разных культур, согласно Боасу, в конечном итоге, сложнейшим образом сплетаются в единое целое. Вдохновлённая примером своего учителя, Боаса, Зора Нил Хёрстон одной из первых приступила к научному исследованию афроамериканского фольклора.
«Ритуалы знахарей худу американского юга по строгости соблюдения ритуальных норм не уступают католической мессе», – заявляла она вопреки обывательской моде на расизм.
Боас подчёркивал важность экспедиций. Зора Нил Хёрстон колесила по пыльным дорогам южной глубинки США на разбитом шевроле, записывая сказки и блюзы, расспрашивая знахарей худу. Ей доводилось бывать в шкуре людей, чьи истории она собирала. Револьвер с перламутровой рукояткой был её неизменным спутником в этих командировках.
Её принимали то за лихую подружку торговца бормотухой, то за вдовицу, занятую поиском жениха. А когда она отъезжала, напевая похабную песенку, все думали, что это актриса водевиля собирает материал для очередной роли. Эта удивительная женщина с побитым чемоданчиком, в беретике и дешёвом сарафане, обшарила все закоулки болотистых дебрей Луизианы, стараясь как можно ближе сходиться с людьми, которых изучала, реализуя до конца то, что антропологи называют «включённым наблюдением». Однажды, чтобы понравиться колдуну, она собственноручно изловила чёрную кошку, убила её и варила в кипятке до тех пор, пока не остался один скелет. Каждую косточку было велено проверить на вкус, пока не попадётся та, что горчит. Проходя посвящение в Новом Орлеане, ей пришлось шестьдесят девять часов лежать в голом виде, прикрывая пупок кожей змеи. Когда пробил семидесятый час, её впятером подняли с пола, приступив к долгой церемонии, в конце которой спину неофитки украсил зигзаг символической молнии. Затем верховный жрец пустил по кругу чашу с вином и кровью всех присутствующих. Причастившись ею, Зора Нил стала полноправной участницей культа.
Жажда новых открытий и обострённое желание сделать вуду понятным всем, наделив его правами «законной» религии – вот что влекло эту искательницу приключений на Гаити. Подогретая слухами о тайных обществах, Зора Нил отправилась в одиночный крестовый поход. Что касается слухов и фантазий, ими давно и обильно потчевали читателей корреспонденты газет и Старого и Нового света. В своих репортажах из Чёрной Республики те и другие не скупились на самые экзотические подробности. Для американцев Гаити был карликовым заповедником африканских нравов и пороков, включая самые бесчеловечные и богомерзкие. «Наши братья-людоеды», «Чёрный Багдад» – типичные названия «документальных» опусов тех лет. На страницах газет и сам остров и его обитатели представали карикатурным сборищем пляшущих под бой барабанов голодранцев, которыми правят скоморохи с безмерными амбициями. Среди персонажей преобладали знахари-шарлатаны, блудницы, и дети, откармливаемые на убой.
Большая часть этого чтива могла уйти в макулатуру, если бы не стечение исторических обстоятельств. До появления «Чёрной республики» (1884) Спенсера Сент-Джона
[179], содержащей омерзительное описание «жаркого из человечины с конголезскими бобами», большинство работ темы вудуизма касались лишь в той мере, в какой этот культ сыграл свою роль в восстании рабов в ходе Гаитянской революции. Неслучайно, в период американской оккупации (1915–1934) их появилось немало, измышления про куклы вуду стали орудием политической пропаганды, внушая каждому уважающему себя морскому офицеру, что спасти дикий край с его эксцессами может только военное вмешательство цивилизованного соседа.
Будучи в курсе клеветнической кампании, Зора Нил Хёрстон хорошо представляла, что случится, если собранный ею материал попадёт не в те руки. Взгляд, устремлённый в потаённую сторону Гаити, исходил не просто от своего, это был взгляд сочувствующий и понимающий.
Уже на первых прогулках по улицам Порт-о-Пренса она слышала, как люди шушукались о чём-то ночью, у неё за спиной. То и дело происходило что-то странное. Вдруг вокруг деревни послышался неумолимый ожесточённый бой барабанов, но совсем не такой, как бывает в вудуистском унфоре. Дело было в четверг. Зора разбудила деревенскую служанку, охотно выполнявшую роль экскурсовода. Но на сей раз на глазах Зора та превратилась в трясущуюся от испуга девчушку, которой страшно ступить за порог. Через пару недель ночью со двора пахнуло едкой вонью горелой резины. Мужчина, который её поджигал, объяснил своё поведение защитой своего ребёнка от неких «Серых свиней» (Cochons Gris), якобы практикующих людоедство. Он уже видел, как они вышагивали вокруг дома в красных балаклавах с капюшоном. А третий инцидент случился во время поездки на остров Ля Гонав, когда Хёрстон повстречала целое подразделение жандармерии, отправленных усмирять какое-то сообщество, укрывшееся в труднодоступном районе острова. Вместо подробностей Хёрстон услышала несколько невнятных, шёпотом произнесённых слов о чём-то страшном. Лишь по возвращении в столицу связной повёл её в трущобы квартала Бель Эйр, где она очутилась в самом необычном святилище изо всех, в каких ей довелось побывать. В центре помещения находился гигантских размеров чёрный камень на цепи, которую, в свою очередь удерживала скоба, чьи оба конца были замурованы в стену. Пока гостья любовалась святыней, хунган вручил ей листок, испещрённый таинственными знаками, среди которых было и mot de passage – пароль, необходимый для контакта с тайным обществом Серых Свиней.
Эта зацепка, наряду с другими, помогла исследовательнице за несколько месяцев составить поразительный портрет гаитянского «масонства». Адепты собираются по ночам, реагируя на звонкий бой барабанов. А узнают друг друга по особым жестам и «партбилетам», подтверждающим членство каждого из них. Хёрстон живописно изображает ночную сходку с участием «императора», «президента», «министров», «королев», «офицеров» и «лакеев», совместно исполняющих безумный танец грешников в аду. Вместе сей сброд устраивал парадные шествия, отдавая духам честь на перекрёстках по дороге на сельское кладбище, где их ждала встреча с Бароном Субботой-Самди – хранителем мертвецов, у которого вымаливали «безрогого козлика» для жертвоприношения. С позволения духов, гонцы, вооружённые вервием из кишок предыдущих жертв, пускаются на поиск незадачливого странника, пренебрёгшего ночлегом. В случае отсутствия у него документа, дающего право на ночные прогулки, несчастного ожидает суровая кара.
