III. Калабарская гипотеза
Мне нравится железная дорога и, бывая в Южной Африке, я по возможности путешествую поездом, смакуя на открытой платформе ароматы тропиков, взбиваемые летящим составом в неповторимый коктейль. В сравнении со караванами Латинской Америки, неторопливо «скрипящими» по земле и пропахшими вонью от пота и мокрой шерсти живых тварей, вперемежку с дюжиной цветочных ароматов, наши поезда удручающе стерильны, и воздух в них тяжёлый, словно им уже кто-то дышал. Как бы то ни было, ритмичный стук колёс всегда располагает к созерцанию панорамы за окном, насыщая детские фантазии красками и светом.
Однако, покидая Нью-Йорк в этот раз, странным чувством освобождения я был обязан отнюдь не поездам. Озадаченный тем, как много мыслей и чувств пробуждалось в моей душе, я едва узнавал себя в окне купе. «На пограничье смерти» – сказанное Леманом бродило во мне словно призрак, выдёргивая из объятий сна, чтобы в одиночестве в пустом вагоне я отсчитывал час за часом мерным шарканьем шагов проводника.
Клайн и Леман. Оценивая их доводы и пытаясь найти спрятанный ключ к разгадке, я неизменно возвращался к голым фактам, о которых рассказали они же. Сами по себе эти факты говорили немного, но их было достаточно, чтобы отправиться в путь, кроме того, они стали благодатной почвой для моих собственных догадок.
Распылённая на пороге дома отрава предположительно проникает в организм сквозь подошвы босых ног. Если это так, то основные составляющие яда должны проникать сквозь кожу. Раз зомби описывали как «бродяг», значит, препарат приводит в состояние длительного психоза, а начальная его доза способна повергнуть жертву в неотличимое от смерти оцепенение.
Если это вещество органического происхождения, стало быть, её источником должно быть животное или растение, встречающееся на Гаити. Из чего бы оно ни было добыто, вещество это чрезвычайно сильнодействующее.
Не имея обширных знаний о токсинах животного мира, я перебирал в памяти ядовитые и психоактивные растения, знакомые мне благодаря шестилетнему сотрудничеству с Ботаническим музеем. Я вспоминал виды, способные убить, способные лишить рассудка. Только один из них отвечал критериям яда зомби. Это было единственное растение, чей сок я так и не решился отведать за долгий период моих исследований и странствий. Настолько опасный галлюциноген, что его не ни разу не пробовал даже бесстрашный экспериментатор Шултс.
То было излюбленное растение всех отравителей и колдунов на земле. Имя его – дурман (datura), «священный цветок Полярной Звезды».
Осколки моих утомлённых мыслей унеслись в далёкую ночь на вершине перуанских Анд, холодную и прозрачную как стекло. Бурая и пыльная тропа, петляя среди пышно цветущих агав, вела на веранду, с трёх сторон окружённую глинобитными стенами деревенского дома. Под одной из них сидел человек, которому нездоровилось, отстранённый и погружённый в себя. В прошлом сезоне рыба ловилась на славу, пока течением не принесло тёплые тропические воды, истребившие всю морскую фауну на южном побережье. И, словно по непреложному закону природы, личную жизнь этого мужчины постигла такая же участь – ребёнок заболел, жена сбежала с любовником. В результате этих событий несчастный пропал из деревни, чтобы месяц спустя появиться в ней нагим безумцем, краше в гроб кладут.
Две недели потратил местный шаман-курандеро
[23] на тщетные поиски источника всех этих бед. Оценив уже намётанным на материи вышнего мира глазом состояние своего земляка, он разложил на алтаре могущественные предметы, наделённые сакральной силой – окаменелые кристаллы, зубы ягуара, панцирь моллюска, именуемого Гребень Венеры, китовую кость и упрямо тянущие свои головы вверх из земли с незапамятных времён уакас
[24], обречённые стать урожаем для мечей конкистадоров. Во время ночных ритуалов на пару с пациентом они вдыхали отвар алкоголя и табака, поднося раковину гребешка так, чтобы испарения попадали в обе ноздри. Призывая имена Атауальпы
[25] и всех древних правителей Перу, они опьянялись соком ачумы – священного кактуса четырёх ветров. Сын шамана возил безумца на муле в горы, где расположены озёра Уарингас
[26] – источник духовной силы. Всё напрасно. Знамения были слабы и невнятны, не помогло даже омовение в целебных водах. Напасть упорно не хотела отпускать свою жертву.
Шаману-целителю оставалось лишь одно – сразиться с нею один на один, отыскав причину в ином мире, где обычным людям бывать небезопасно. Пациент сидел на прежнем месте, когда шаман улизнул из дома, накинув широкое пончо и такую же шляпу, из-под которой выглядывал только его подбородок, напоминавший носок старого сапога.
Теперь шаман прибегнет к видениям иного рода – путаным и сбивчивым, отталкивающим, ведущим неведомо куда. И будет работать с ними не как опытный знаток, способный управлять своим духовным миром, разгадывая его, а скорее, как проситель-соглядатай, едва заглянувший в открытый ему колдовской травой безумный мир.
Перспектива того, что он утратит и контроль над самим собой и память, потеряет чувство времени и пространства, была пугающей. Но у шамана не было выбора, и он приступил к тому, что ему предстоит осуществить, с решимостью смертельно больного человека.
Он уединился в каменной избушке, заперев ветхую дверь. Его резкие жесты, мелькавшие через трещины двери, казались молниеносными вспышками света из-под земли, устремлённого ввысь. Сквозь трещины мне было видно, как его призрачная фигурка движется, «нарезая» круги всё уже, как делают собаки, устраиваясь на ночлег. Присев на землю, он снял шляпу, обнажив искажённое и безликое лицо – вздутые сине-чёрные губы и отвислый нос, болтавшийся на уровне рта. Кожа на скулах осунулась, глаз во мраке не было видно. Он сидел молча, бессознательно принимая услуги своего помощника, который заботливо соорудил постель, поставил большое корыто воды и эмалированную чашу с чем-то чёрным. Проделав это, служка шамана скромно устроился возле двери, поманив меня сесть рядом. Мы оба замерли, вглядываясь в темноту. Лёгкий ветерок шевелил жестяную кровлю, заглушая наше дыхание.
