Я нахмурилась, рассматривая хрупкий стебель. Еще минуту назад он не был таким увядшим, верно? Что за диковинный цветок подарил мне этот человек?
Не успела я хорошенько обдумать произошедшее, как в отделение третьего класса протиснулся мужчина с очень светлыми волосами.
На нем был фрак на два размера больше и развязанный галстук – одежда не только слишком дорогая для пассажира третьего класса, но и явно с чужого плеча. Лицо его отличалось болезненной бледностью, как у работников ночной смены, и выражало крайнюю брезгливость, – будто этому незнакомцу поручили чистить общественные туалеты. Мужчина осмотрел комнату, и его радужные оболочки потемнели от светло-голубого до густого синего.
Я рухнула на пол, увлекая за собой Нивена, и закрыла ему рот рукой, чтобы он не начал задавать вопросы. Брат удивленно булькнул, но замер неподвижно, как только увидел мое лицо.
Я, конечно, ожидала, что жнецы будут высматривать нас изо всех сил, но, похоже, недооценила время, необходимое для полного обыска Лондона. Даже если заставить каждого жнеца непрерывно выглядывать меня в столице, сколько дней или недель потребуется, чтобы тщательно осмотреть каждый уголок, каждый подвал и чердак, каждый дом, магазин и церковь? Конечно, большинство жнецов не захотели бы сокращать срок своей жизни, замораживая время для поисков беглецов. Может, кто-то вроде Айви и старался бы, но сейчас в трюм ворвался совсем молодой жнец, разбуженный не в свою смену, скорее замученный, чем жаждущий мести. Пока он нас не видит, все в порядке. Вот только, похоже, третий класс больше не был надежным укрытием.
Я бросила сумку и навесила плотную тень над запасным выходом. Держась спиной к жнецу, открыла проем и проскользнула наружу. Нивен последовал за мной, тихо закрыв дверь.
Мы вышли в тусклый коридор, испещренный трубами, иллюминаторами и десятками табличек «Вход пассажирам воспрещен», на которые я не обратила внимания. Я закрыла запасной выход, отщелкнула ручку и бросила ее на пол.
– Эй! – крикнул появившийся из-за угла член экипажа. – Что вы здесь делаете?
Я схватила саквояж Нивена и швырнула матросу в лицо. От удара тот врезался в стену, сполз на пол и застыл.
– Рэн! – ахнул Нивен, поднимая сумку. – Не смей бить людей моими вещами!
– С ним все в порядке! Я не попала ни в нос, ни в зубы.
– Ты ударила его по голове!
– Кости заживают быстрее хрящей.
Нивен придушенно застонал, но прекратил спор, убедившись, что матрос дышит.
– И что теперь? – спросил брат, прижимая саквояж к груди, словно твердую прямоугольную подушку.
Конечно, он ожидал, что у меня есть план, будто я всю жизнь разрабатывала стратегии побега, а не учила языки и читала стихи.
Мы не могли больше оставаться на пароме. Даже если жнец на борту измотан и недоволен, ему не нужно ловить нас, чтобы победить, достаточно только увидеть. В тот же миг все будет кончено. Я бы не стала рассчитывать на вероятную усталость жнеца. Бить его тоже было плохой идеей, ведь драться среди такого количества людей практически невозможно.
Я посмотрела в иллюминатор на бесконечное серое море, бьющееся о борт.
– Туда, – указала я.
Глаза Нивена расширились.
– Ты не хочешь доплыть до Франции?
– Ну, я не хочу, чтобы меня порубил на куски Высший жнец.
Вспышка цветов в глазах Нивена красноречиво поведала, что он думает о моем плане, но выбора не было.
– Давай, – позвала я и взяла брата за руку, надеясь подбодрить его, при этом не выдавая звенящую во всем теле подгоняющую панику. – Большинство акул в канале безвредны.
– Значит, вот так, по твоему мнению, выглядит ободрение? – Нивен вздрогнул, но позволил увлечь себя по коридору.
Мы поспешили по мокрой лестнице на следующий уровень, где из дверного проема лился солнечный свет. Я заморозила небольшой участок верхней палубы прямо перед тем, как выйти наружу, чтобы никто из людей не увидел наш прыжок в море. В следующее мгновение я схватила Нивена и вскарабкалась на борт, не давая себе шанс передумать. Я уже ступила вперед и начала падать, но тут поняла, что Нивен замер от страха, глядя вниз на черную воду. Было слишком поздно его уговаривать, а из моря я уже не смогу залезть обратно и помочь брату.
«Прости, Нивен», – подумала я, отпустила часы, схватила его за полу пальто и увлекла за собой.
Когда мы рухнули в воду, показалось, что меня похоронили заживо: пронизывающий холод замерзшей грязи, скопившейся в двух метрах внизу, ни воздуха, ни света – только окружающая промозглая стужа. Ни вода, ни стужа не могли меня убить, но вот заморозить кости до хрупкого льда и наполнить легкие соленой водой – запросто.
Я погружалась все глубже и глубже, чтобы нас не заметили с парома, Нивен следовал за мной. Бледное солнце бросало ленты света сквозь черные воды, а впереди, словно огромное белое морское чудовище, высился борт парома. Приглушенные звуки океанских глубин соперничали с абсолютной тишиной остановившегося времени. Пожалуй, именно так души парят в эфире после того, как извлечены, но до того, как отправиться за грань, – плывут в туманном мире, который разворачивается впереди в замедленной съемке. Руки и ноги постепенно замерзали, так что уже почти не ощущались, а далекий свет над головой казался просто недосягаемым.
Соль щипала глаза и туманила зрение, но я все равно не зажмуривалась, высматривая признаки того, что за нами следят. Люди, вероятно, видели, как плыл Нивен, или, по крайней мере, слышали всплеск.
Когда солнечный свет отразился в волнах над головой, мое внимание привлек серебристый блеск. Только это и предупредило об опасности. Вся тяжесть мира сдавила горло, и сразу что-то потащило меня к поверхности. Нивен неподвижно висел подо мной, а рыбы вокруг застыли, словно галактика странных звезд.
Жнец, должно быть, заморозил время и пробудил меня, коснувшись рукой шеи.
Когда мы вынырнули на поверхность, единственным звуком в замерзшем море были мои бешеные удары ног и плеск воды. Жнец оттаскивал меня все дальше от Нивена, его серебряный плащ развевался вокруг нас. В левой руке он держал свои часы, а правой прижимал меня к себе за шею.
Я выхватила из рукава нож и ударила жнеца, но он был крепок, как стальной трос, и продолжал сдавливать мое горло. Я пиналась, царапалась, била его локтями по ребрам, но ничего не помогало – он только усиливал хватку, мое зрение туманилось, а пальцы немели.
Я до крови прикусила язык, отчаянно стараясь не потерять сознание. Все тело кричало, будто прикосновения жнеца жгли огнем. Он собирался бросить меня к ногам Анку и смеяться, вскрывая ребро за ребром, разрывая душу на клочки перед другими Высшими жнецами. Я стиснула зубы и боролась, как борются умирающие, без плана и сноровки, ведомые только бездумным отчаянием во что бы то ни стало обогнать смерть.
Но, как всегда, это ничего не изменило. Неужели я действительно закончу дни вот так? Успею урвать лишь два столетия, печальных, коротких и бессмысленных? У меня только появилась надежда на лучшую жизнь, как меня утащили вниз.
