Сила притяжения смерти подгоняла меня все быстрее и быстрее, пока не опустила на ступени здания.
– Это могила? – донесся сзади голос Нивена.
Я покачала головой.
– Это святилище.
Я стерла грязь с каменной плиты, под которой скрывались иероглифы кандзи.
– Идзанами, – прошептала я, обводя пальцами ее имя.
– Идзанами?
Я кивнула и медленно встала.
– Богиня смерти. Та, что создала Японские острова.
– Звучит так, будто она – богиня созидания, – заметил Нивен.
Я покачала головой, снимая туфли и бросая их на ступени.
– Она умерла, родив бога огня, и упала в подземный мир.
Я чувствовала присутствие Идзанами в святилище так же, как Анку в Англии. Чудилось: кто-то наблюдает за тобой среди деревьев, травы и звезд. Но было отличие от Анку: мне не казалось, что за мной охотятся. Напротив, я будто находилась дома, уже не одна в незнакомой стране. Может, Идзанами знает, где моя мать? Тогда не придется бродить по всему Ёми, вглядываясь в лица, чтобы разыскать то, которое я никогда не видела.
Нивен тоже снял туфли и вслед за мной ступил на каменную плиту. Внутри святилище было пустым, в него свободно проникала ночь. От холода каменного пола мои босые ступни онемели, а по ногам пробежали мурашки.
– Ее муж, Идзанаги, спустился вниз, чтобы вернуть жену на землю, – продолжила я, идя по периметру и касаясь руками гладких деревянных панелей. – Но когда Идзанаги поднес факел к лицу Идзанами, то увидел, что ее плоть съели личинки, уничтожив всю красоту, поэтому он сбежал от жены.
Я сделала полный круг и опустилась на колени, ощупывая каменные плитки.
– Идзанами погналась за мужем и сказала: если он не вернется, она каждый день будет забирать тысячу живых, чтобы те присоединились к ней во тьме. И угадай, что сделал Идзанаги?
Нивен, который так и стоял у входа в одних носках, не сводил с меня глаз.
– Бросил ее, – тихо предположил он.
Я кивнула.
– Идзанами покровительствует шинигами так же, как Анку покровительствует жнецам. Она точно должна знать, где моя мама.
Мои руки замерли. Я ощупала все каменные плиты, но не нашла ничего похожего на проход в другой мир. Смерть притянула нас к своей двери, но не открыла ее.
– Я могу чем-то помочь? – спросил Нивен.
Я покачала головой.
– Мне нужно подумать.
Брат кивнул и прислонился спиной к дверному проему. Когда же повернулся, лунный свет упал на половину его лица, окрасив кожу в трупно-серый цвет.
Я встала, подошла к низкой стене и выглянула наружу. Увядающие листья закрывали кладбище от остального города, поэтому единственный свет, что проникал в храм, исходил от тонкого серпа луны и далеких звезд. Но его было, пожалуй, слишком много, ведь мы искали Страну вечной тьмы.
– Возьми меня за руку, – попросила я.
Нивен подошел и накрыл своей ладонью мою. Я подняла другую руку к небу и одним быстрым движением погасила луну и звезды.
На нас обрушилась тьма. Такого же цвета, как мои волосы и глаза, чернота из начала времен, когда нигде ничего не существовало. Я крепче сжала руку Нивена, холод каменного пола пробрался по ногам и уколол в грудь, в меня будто впился миллион иголок.
– Рэн, – позвал Нивен.
Его ладонь вспотела, пожатие становилось все слабее. Мне не оставалось ничего другого, кроме как надежнее стиснуть руку брата.
Внезапно камни растаяли, и наши ноги погрузились в мокрый песок. Я услышала шепот наползающих на берег волн, шум дрожащих листьев, гудящий вдалеке ветер.
Мы ничего не видели в бесконечной ночи, и это могло означать только одно. Я крепче сжала руку Нивена.
– Мы на месте.
Глава 7
Каждый уголок подземного мира говорил со мной.
Шелест листьев на ветру складывался из тысячи бесформенных шепотов, рядом и в сотне миль отсюда. Океанские волны вздыхали под нашими ногами и разбивались, как стекло. Даже воздух колебался в такт с тяжелым далеким гулом колокольного звона. Подземный мир казался таким живым, живее человеческого.
Я сделала шаг, нога погрузилась глубоко в песок. Как и вода, он не имел температуры, я лишь ощутила отдаленную боль, ступня онемела. Нивен, должно быть, услышал шелест песка, подумал, что я ухожу, и схватил меня за запястье.
– Не надо… – Он осекся, хватка внезапно ослабла, словно Нивен смутился, но не настолько, чтобы совсем меня отпустить. – Немного света не помешает, – добавил брат, изо всех сил стараясь говорить бесстрастно, хотя голос его дрожал.
– Тут нет источника, которым я смогла бы управлять.
– Тогда давай найдем.
Я сделала второй шаг, и Нивен снова крепко сжал мое запястье, боясь отстать.
Чтобы не ходить кругами, мы шли вдоль кромки воды, стараясь не забредать слишком глубоко. Через несколько минут тьма стала менее гнетущей и более привычной, будто я всегда жила в полной темноте. Я ничего не видела, но чувствовала окружающий пейзаж – цветущие сливы и магнолии, пологом склонившиеся над рекой, золотые вспышки рыбок под водой, далекие склоны гор. Обострились ли мои чувства, как у шинигами, или же темнота вызвала галлюцинации и нарисовала картины в моем воображении? Я очутилась в ловушке сновидений, где все казалось осязаемым, но стоило протянуть руку, чтобы дотронуться до чего-то, или слишком сосредоточиться на какой-то детали, как мираж исчезал. Это было скорее ощущение, чем видение.
Я добралась до каменного фонаря у кромки воды. Коснулась его, убеждаясь, что он действительно существует, а затем зажгла пламя.
Свет отбросил на нас тусклый круг, небольшое убежище от надвигающейся со всех сторон черноты. Деревья, которые мерещились во тьме, проявились над головой. Нивен отпустил мой рукав и коснулся листьев.
– Кажется, на какой-то момент я даже видеть разучился. – Брат пробежался пальцами по болезненно бледной ветке. – Странно это все, да? Мы шли всего несколько минут, а я успел забыть, как выглядит мир. Даже как выгляжу я сам.
– Странно, – подтвердила я, делая огонь ярче и расширяя круг света.
Очевидно, подземный мир повлиял на нас неведомым образом. Я опустилась на колени рядом с каменным фонарем и заглянула в отверстие, где горела маленькая свеча, затем осторожно просунула внутрь руку, отклеила воск от камня, вынула свечу и поднялась на ноги.
– Идем, – позвала я Нивена, унося единственный источник света дальше.
Мелководье расширялось, ледяная вода доходила до щиколоток, куда бы мы ни повернули. При зыбком пламени фонаря я больше не могла различать фигуры в темноте, как раньше. Неужели мы обречены вечно вот так скитаться? Казалось, прошли годы.
