По щекам Мидори вновь побежали слезы, она крепко зажмурилась.
– Жить вечно в мире, который тебя принимает, или умереть, так и не узнав, какая она – жизнь, в которой твое сердце не ощущает пределов могущества, – сказал Хэджам.
– Да заткнешься ты или нет! – рявкнул я, со всей силы дернув руками, но цепи лишь жалобно звякнули. Десятки глаз воткнулись мне в спину, отчего я злился еще сильнее. – Мидори, послушай. Ты слышишь? Я люблю тебя, ты – моя семья. И все, что я делал, было только ради твоей защиты. Ужасный из меня воспитатель, знаю. Я не разглядел в тебе жажды этого мира, но увидел многое другое. Ты не убийца, Мидори. Совсем не такая. Это не сделает тебя счастливой.
– Ты не знаешь меня, Шин, – прошептала она, глотая слезы. – Ты не знаешь, что сделает меня счастливой.
– Уж точно не могущество, которое он тебе обещает, – сказала Рэйкен. Ее слова прозвучали так неожиданно, что даже Хэджам удивился. Она выпрямилась. – Могущественное существо обладает безграничной властью только до тех пор, пока в действительности не получит это могущество.
Я еще никогда не чувствовал себя таким беспомощным. Ужас и паника сковали каждую клеточку тела, внутренности скручивало в жгуты, я словно онемел, хотел пошевелиться, но не мог. Как же мне помочь им? Хэджам схватил Коджи за плечи и, развернув грудью к сестре, требовательно смотрел на Мидори.
Руки племянницы тряслись, когда она занесла меч. Коджи смотрел на нее со смесью ужаса и недоверия.
– Не смей! Нет!
Я снова дернулся и закричал – так сильно браслеты впились в запястья. Коджи забился в цепких лапах Хэджама. Мидори судорожно хватала воздух ртом, переводя взгляд с меня на брата и обратно, и вдруг закричала:
– Простите меня! Простите меня!
Острие вошло в ее тело так легко, словно и не было никаких преград. Казалось, целую вечность она падала на блестящий пол, и рот ее стал красным от крови – под стать одежде. Меч выпал из рук и с гулким звоном ударился о камень. А потом зал взорвался криками. Рэйкен наконец избавилась от кандалов и бросилась к Мидори. Кажется, я завопил в голос или мысленно – не знаю! Коджи забился сильнее, и я только успел взглянуть на него, различить размытый от слез силуэт, как Хэджам резко развернул его к себе и пробил рукой грудь. Кожа ёкая засияла бледно-голубым светом – это ки моего племянника насыщала его тело и подобно крови теперь бежала по венам. Я закричал, снова дернувшись, когда прямо перед носом сверкнуло окровавленное лезвие меча: Рэйкен одним движением ударила по цепям, освобождая меня. Она бросила меч к моим ногам.
– Шин! Соберись! – зарычала она.
Воздух стал соленым и тяжелым. Прежде я никогда так рьяно не чувствовал запах крови. Горло обжигало, я задыхался. Мидори лежала в нескольких метрах от меня, и ее некогда голубые глаза превратились в бездонные белые глазницы, уставленные в потолок. Рядом с ногами Хэджама бесформенно сгрудилось тело Коджи. Он лежал ко мне спиной, и я отрешенно смотрел на племянника, задаваясь одним и тем же вопросом: жив ли он?
Вдруг Рэйкен ударила меня по щеке, и кожа вспыхнула от ее когтей, призывая сосредоточиться.
– Что ты говорил про предназначение? Что?
Приспешники Хэджама, другие ёкаи, обступили тела моих племянников, и краем глаза я уловил, как несколько стражников спешат в мою сторону.
– Инари, – прошептал я. – Вчера мы говорили. Ками всегда знали про план Хэджама и никогда не позволят ему вернуть силу. Он тебе не поможет!
Рэйкен недоверчиво посмотрела на меня, едва заметно качая головой.
– Нет… ты врешь…
– Ты говорила, что человек может жить без души! Они же люди, да? Так вытащи из него душу моих племянников!
Рэйкен словно впала в транс и совсем не слушала меня – только глаза становились все шире. Стражники были совсем близко. Я сжал рукоять меча.
– Ты не его предназначение, а мое! Ты должна была вернуть силу первого хого, и ты это сделала. Все, Рэйкен! Ты свободна! Ты больше никому ничего не должна!
Мне следовало сказать и обо всем остальном, но времени больше не было. Стражник уже тянул ко мне руку, и я резко развернулся. Ноги подкосились, я рухнул на одно колено, но успел вытянуть руку с мечом, и он упал грудью на лезвие. В этот момент Рэйкен закричала:
– Саваки!
Я отбросил мертвого стража в сторону и обернулся. Оставив бесчувственное тело Коджи на полу, Хэджам устремился к Мидори. В ту же секунду рядом с Рэйкен появилось исполинское темное существо с собачьей головой. Лишь на мгновение, но наши взгляды встретились. Лицо ее снова стало бесстрастным, но в пристальном взгляде читалось обращение. Она пыталась мне что-то сказать, но в тот момент я не мог понять ее молчание.
Их силуэты растворились в невидимой завесе. А затем зал сотряс оглушительный грохот. Я едва успел увернуться от второго стражника, как волна сбила меня с ног, осыпав мелкими осколками разлетевшихся вдребезги стекол. Где-то над головой послышались яростные птичьи крики.
Рэйкен
– Он не мог меня обмануть, правда же?
Я яростно била когтями по ветвям, расчищая путь. Саваки перенес нас в лесную глушь, где все поросло мхом и ссохшимся колючим кустарником.
– Кто? Хэджам?
– Нет, хого! Ты же видел его! Мог он обмануть? Нет… нет… он сказал, что я уже исполнила его предназначение, что я родилась, чтобы вернуть на землю силу первого хого.
Саваки зашелся тихим лающим смехом, а я в сердцах ударила по веткам, в которых запутался подол ненавистного красного кимоно.
– Я никогда не верил, что ты – предназначение Хэджама. Слишком он мелкая фигура, чтобы боги посылали ему в помощь Странника.
Милостивая Инари, почему же ты раньше не сказала мне! Почему пришла к хого, а не ко мне!
Я так злилась, так злилась! Все, что я делала, все, что наделяла смыслом, в одночасье обесценилось и разбилось. Сто лет – и все впустую. Я зарычала, окропив дерево золотистыми искрами от когтей. Ноги запнулись о корягу, и Саваки подхватил меня.
– Что мы здесь делаем, скажешь наконец?
Прищурившись, я заглянула ему в глаза.
– Эй, я только что предал его. Ради тебя, черт возьми! Мне уже не вернуться, понимаешь хоть?
– Ты помнишь текст своего контракта?
– Еще бы, – мрачно хмыкнул Саваки. Я высвободилась из его хватки и одернула кимоно. – «В день, когда все необходимое будет в моих руках, чтобы отправиться в Такамагахару, ты освободишься от службы мне. Но до этого дня будешь служить мне, где бы сам ни находился. Пока я жив и живу в этом мире».
– «Пока я жив и живу в этом мире», – повторила я.
Саваки нахмурился. Как только наши ноги ступили в этот лес, он вернул себе человеческий облик, и теперь я могла читать его лицо. Мой друг был растерян (редкое явление!) и усердно соображал, к чему я веду.
