– Но ты поцеловал меня и понял, что влечение было не плотским? – подсказала я, предвкушая дальнейший разговор. До этого момента я считала, что не имею права задавать вопросы о том, что волновало меня больше всего.
– Именно. Не плотским.
– Не расстраивайся. – Я дружески потрепала его по плечу, и Коджи улыбнулся. – Скажи… Когда ты увидел их впервые? Шиноту ведь не было рядом?
– Да-да! Мне было лет пять. Мы с Мидори играли, и она сорвала с моей шеи амулет. – Рука Коджи нырнула под рубаху и вытащила веревку, на которой болталась змеевидная прядь каштановых локи. – Я тогда разозлился и убежал. Так злился, Рэйкен, словами не передать, и бежал поэтому долго. А потом, когда понял, что натворил, было уже поздно, вокруг стемнело, и это существо показалось прямо из ниоткуда! Я, дурак, испугался и припустил обратно.
Не спрашивая разрешения, я дотронулась до амулета – и поняла, как Мидори удалось пропасть.
– А откуда ты знаешь, что так было?
– Я и сама примерно в твоем возрасте начала видеть их. До этого мама считала, что мне посчастливилось родиться обычным человеком, несмотря на отца-ёкая. – Я зачерпнула ногой воду и вскинула ее вверх: капли окропили нам колени, и я отбросила тягостные воспоминания о детстве. – Эти демоны – они только со слабыми так себя ведут. Когда набираешь силу, уже не обращаешь на них внимания, да и они сами к тебе не приближаются, потому что боятся. Ты ханъё, и ты гораздо сильнее, как и я. Только меня не защищали силы хого, и выбраться я не смогла. А у тебя этот амулет наверняка с рождения? Ты же понимаешь, что его оставил Такимару?
– Не совсем. Это моя прядь.
Мы оба вздрогнули, повернув головы. Шиноту стоял позади нас, всего в нескольких шагах, а я так увлеклась разговором, что совсем позабыла о нем. Он смотрел на Коджи так, словно впервые увидел его: брови выгнулись дугами над округлившимися глазами, грудь прерывисто поднималась и опускалась. Что ж, нехорошо получилось.
Его племянник резко вскочил на ноги и отступил назад.
– Почему же ты мне никогда ничего не говорил? – В голосе хого было столько горечи, что мне даже стало жаль его.
– Да как же мне сказать, если я и сам не понимал, что это такое! Что бы ты сделал? Совет мне дал? Ты всегда твердил о своей ненависти к демонам. А тут я, твой любимый племянник, вижу их!
С этими словами Коджи бросился бежать. Шиноту растерянно смотрел ему вслед, потом хотел было отправиться за ним, но я успела схватить его за лодыжку.
– Оставь, глупый хого. Ничего с ним не случится.
– Чтоб тебя, Рэйкен! – зашипел он, со злостью дергая ногой. Я разжала пальцы. – Какого такого… ты полезла к нему с этими расспросами?
Сказать по правде, люди редко удивляли меня, но этому упертому барану удалось. Зачерпнув ладонью воду, я брызнула ему в лицо.
– Сядь, идиот.
Шиноту стиснул зубы и глубоко задышал – так, что затрепетали ноздри, – потом отер рукавом лицо и, бросив еще один взгляд на деревья, за которыми скрылся Коджи, молча сел рядом со мной.
– Так что ты там говорил?
– Вот скажи одно, – хого внезапно схватил меня за рукав и потянул на себя, – ты с самого начала знала про Коджи? В игры свои играла?
Он встряхнул меня, клацнув зубами, и мое терпение лопнуло. Я взмахнула пальцами, выпуская острые когти, и полоснула по руке, сжимавшей мою рубаху. Шиноту зашипел, наградив меня свирепым взглядом, но предпринять ничего не успел: я прыгнула на него, повалила на спину и, сев сверху, схватила рукой за горло и прижала к земле. Хого дернулся, но я приставила коготь к его глазу.
– Не люблю людей за однобокость мышления. Вы, слабаки, всегда ищете виноватым кого-то третьего, хотя все ваши проблемы – от того, что вы боитесь говорить правду друг другу. Хочешь ты этого или нет, но твой племянник не человек и никогда им не станет. – Шиноту потянулся к моей руке, но я оказалась проворнее и, с силой сжав его шею, наклонилась так низко, что коснулась носом его носа. – Ты ищешь свои ответы, он – свои. Не смей винить меня в том, кто он такой! Никто из нас не выбирает свою сущность!
В этот момент мне хотелось сказать ему больше. Поведать о своем селении и людях, которые огнем выдворяли меня из родного дома, о том, кем на самом деле был Коджи, о том, что той Мидори, которую он знал и любил, скорее всего, уже нет ни в одном из существующих миров. Потому что мы, демоны, не выбираем, кем нам становиться. Если бы хого по-прежнему отбивался от моей хватки, я бы не выдержала и обрушила на него все, что знаю.
Но, видимо, мои последние слова достигли его разума. Шиноту перестал вертеться и, зажмурившись, развел руки в стороны ладонями вверх, показывая, что сдается.
– Ради всех твоих милостивых богов, слезь с меня, – прошептал он, тяжело вздохнув. – Твой запах сведет меня в могилу. Голова болит.
В другой ситуации я бы оценила юмор и даже удивилась, что у такого занудного существа он вообще присутствует, но сейчас меня это разозлило. Не отдавая себе отчета, я облизала ему нос и веки и с притворной улыбкой перевернулась на спину, разминая пальцы.
– Гадость, – бурчал Шиноту, вытирая глаза тыльной стороной ладони.
– Не старайся, – подначивала я. – Моя слюна – ядовитая, она уже в твоей крови.
– Вот дура! Может, мне тоже облизать тебя, чтоб ты ушла на все четыре стороны с моей защитой?
– Ни в чем себе не отказывай. – Широко улыбнувшись, я оголила плечо и убрала волосы с шеи, а потом картинно нахмурилась. – Подожди, а ты умеешь?
Шиноту неожиданно испустил вздох.
– Ты ужасно развратная.
Я хмыкнула, натянув рубашку обратно. Игривое настроение улетучилось. Стало тоскливо.
Шин
Родителей я не знал. Мама умерла в родах. Такимару утверждал, что она успела прижать меня к груди и поцеловать в лоб, но мне было известно, что это не так. Не успела даже взглянуть. Когда меня вытащили, мама уже не дышала.
Отец был с нами еще три года. Спросите, как он выглядел, и я не смогу сказать ни слова. По пальцам пересчитать, сколько раз я видел его. Он с утра до ночи работал в полях с крестьянами. Может, ненавидел меня, а может, просто от горя не мог находиться в доме. Кто знает. Я рос на руках старшего брата, который воспитал меня. Когда отец умер, я плакал, но только оттого, что эта смерть подкосила Такимару.
Шесть лет мы с братом были одни против целого мира. Нет, он никогда не рассказывал мне об ужасах войны, не пугал демонами. Но мы жили уединенно, никого не подпускали к себе, ни разу не выезжали в другие города. Такимару всегда был со мной. Он привил мне любовь к полям, учил стрелять из лука, держать меч, рассказывал о кодексе самураев, хотя мы не имели к ним никакого отношения. С самого детства я знал только одну жизнь – с братом. Он был моим якорем, моей защитой и обещанием будущего, в котором больше не произойдет ничего внезапного.