Я хмуро покачала головой.
– А что же ты ничего не меняешь?
– Как же мне изменить?.. Неужели для таких, как я, есть только одно – считаться опасными? Это ужасно…
– Чего же ты хочешь тогда?
Я задумалась и не заметила лужу на дороге. Нога провалилась, обувь тут же промокла. И вдруг Хэджам подхватил меня под локоть и развернул к себе. Я залилась краской, чувствуя, как уменьшаюсь под его пристальным взглядом.
– Не хочу выбирать между устрашением и смирением, – прошептала я. – Хочу быть обычной, повседневной частью этого мира, как… как эта лужа.
– Ты – кто угодно, Рэй Кеноки, но уж точно не лужа, – рассмеялся Хэджам и отпустил меня. – Поведай мне свою историю.
Меня бросило в жар, хотя промокшая нога начала мерзнуть. Голос господина звучал весело, но без насмешки. Наоборот, я улавливала в нем какую-то доселе неведомую мне заботу. А может, всего лишь слышала то, что хотела.
– Нет у меня истории. Мой отец не вернулся с войны, братишка погиб от руки демона, а мамино горе было настолько велико, что я не смогла остаться с ней.
На этот раз Хэджам посмотрел на меня по-другому: любопытство исчезло и на смену ему пришла суровость, отчего изящные черты лица стали грубыми и тяжелыми, а глаза сузились.
– Если не хочешь говорить правду, в следующий раз лучше молчи, – холодно процедил он.
От его слов мне стало больно. Губы задрожали, из глаз покатились слезы – пожалуй, впервые с того дня, когда я проснулась в хижине Дороши и Кены полгода назад. Хэджам присел на корточки передо мной, вытащил из-за пояса платок и промокнул им мои щеки. От слез я едва различала его лицо, но отчего-то знала, что он по-прежнему недоволен. И тогда я поведала ему все, начиная с первой ночи, когда отправилась гулять и увидела демона в темноте, и заканчивая убийством Касси. Я плакала и говорила, говорила, пока не сказала все.
Когда я замолчала, мы уже стояли на берегу Янтарного озера. Я вытирала глаза платком Хэджама, смотрела на заснеженную поверхность, потому что боялась взглянуть на него, и внезапно почувствовала, что мне стало легче. Наверное, даже демонам иногда стоит выговориться.
– Плут Мацу обманул тебя, мне очень жаль, – наконец сказал Хэджам. Я всхлипнула. – Я встречал полукровок, способных общаться с темнотой. И долго размышлял, почему одни наделены этим даром, а другим он чужд. Даже мне, чистокровному демону с именитой родословной, недоступно такое умение.
Я перестала плакать и, затаив дыхание, уставилась на него, но Хэджам не спешил продолжать. Он задумчиво смотрел на тонкий покров пушистого снега, укрывший замерзшую янтарную воду, и я увидела сплетение хрупких полупрозрачных нитей вокруг его головы. Моргнула несколько раз, прогоняя видение.
– Вы пытаетесь придумать ответ? Говорите как есть. Я пойму.
Не знаю, почему я решила, что Хэджам хотел соврать. Просто вырвалось, я даже обдумать не успела. Он медленно повернулся ко мне и удивленно вскинул брови. Открыл было рот, чтобы ответить, но потом как будто передумал, неопределенно качнул головой и улыбнулся:
– В чем же твой секрет, Рэй Кеноки?
Я смущенно отвела взгляд, а он кротко рассмеялся.
– Хорошо. К чему же я пришел в своих размышлениях? Свет и тьма – две неразделимые части нашего мира. Люди приходят, чтобы поддерживать свет, а демоны – чтобы охранять темноту. Все просто. Это баланс. Необходимые элементы мира, такие же важные, как солнце и луна. Но когда связь между светом и темнотой истончается, боги посылают на землю полукровок, способных дотянуться как до света, так и до темноты. Клейкое вещество. В народе мы называем их Странниками.
– Не понимаю. Какой прок миру от существа, которое может видеть демонов из Ёми? В чем же здесь баланс?
Хэджам вытянул руку в сторону озера:
– В полукровках сила просыпается не сразу. Кто-то с рождения владеет ею, а кому-то, как тебе, нужен стимул, чтобы пробудить силу. Эти паршивцы, они, только и ждут, как бы пролезть в душу к таким неокрепшим созданиям. Держать контакт с полукровкой для них – единственный шанс общаться с миром, в котором не выжить самим. Но чем сильнее ты становишься, тем меньше обращаешь на них внимание. А потом твоя сила и вовсе заставит их отступить. Они – трусы. Но ты права, просто видеть демонов – это ничего не значит для Странника.
– А все полукровки – Странники?
– О нет, совсем нет! Странники уникальны, и в природе их очень и очень мало.
– А почему вы решили, что я – Странница?
– Если позволишь, я расскажу тебе об этом в следующий раз. – Хэджам одарил меня теплой улыбкой и добавил: – Общаться с темнотой – значит чувствовать ее, касаться, управлять ею. – Он едва заметно шевельнул пальцами – и пушистые хлопья снега медленно поднялись с поверхности озера.
Сердце забилось чаще. Наверное, от восторга мои глаза так округлились, что Хэджам рассмеялся.
– Ты еще совсем ребенок. Сколько тебе лет?
– Недавно исполнилось шестнадцать, – произнесла я, наблюдая за танцующими над озером снежинками. – А я смогу так?
– Воздух – это моя стихия. Но если захочешь, ты сможешь больше. Рэй, посмотри на меня.
Хэджам опустил руку – снежинки упали, и я нехотя подчинилась.
– Ты видела розовую звезду на небе?
– Да, в эту ночь я и родилась.
И снова он взглянул на меня так же, как смотрел в первую нашу встречу, – восторженно! Наверное, под стать тому, как я только что глядела на парящий снег. Как на самое настоящее чудо!
– О, господин Хэджам, вы здесь!
Голос Кены грубо ворвался в наше таинство. Пусть я не понимала, чем так поразила этого демона, но мне хотелось, чтобы он никогда не прекращал смотреть на меня так, заставлять чувствовать себя особенной, будто я – самое важное существо в этом мире.
– Это Рэй – дочка моей троюродной тетки. Я все забывала вам… – испуганно затараторила Кена, но Хэджам жестом руки велел ей молчать.
– Благодарю вас, но мы уже познакомились. Берегите ее, она – сокровище.
Я залилась краской, игнорируя взгляд Кены. После ухода Хэджама она осторожно расспросила меня о том, как мы познакомились и о чем говорили, но я отделалась общими фразами: сказала, что подсматривала за церемонией, и попросила прощения за проступок, а он предложил пойти к озеру.
В последующие пару месяцев Хэджам несколько раз посещал нашу деревню, но мы не виделись. Если раньше Кена во всеуслышание объявляла о его приходе, то после того дня перестала произносить при мне имя господина.
В день, который определил мою дальнейшую судьбу, на дорогах все еще лежал снег, хотя мартовское солнце всеми силами боролось с застоявшейся зимой и нещадно грело руки и щеки. Закончив с поручениями Дороши, я закуталась в плащ и побрела к храму. Дорога была тяжелой: я все время оступалась, пытаясь обойти или перепрыгнуть сугробы, ноги промокли сразу, а ветер настырно дергал за капюшон. Когда вдалеке показались загнутые концы красных торий, солнце почти село, а в ушах, раскаленных от мороза, так сильно стреляло, что я жмурилась, едва не вскрикивая.
