– Вода пригодна для питья, – бросила через плечо Мэйко. – Но купаться не советую: от блеска потом не отмоешься.
Коджи хихикнул, и я улыбнулся. Рэйкен бросила на меня короткий взгляд из-за плеча. Свечение воды питало не только камни под ногами, но даже ее волосы: они стелились по земле и казались продолжением этого моста. Все вокруг выглядело таким красивым! Я любил поместье Сугаши, считал, что безопаснее, светлее и умиротвореннее места во всей стране не найти. Но Блуждающая крепость с ее лабиринтом построек, залитая пьянящей благоухающей темнотой, будоражила воображение, манила. Все вокруг меня было пропитано магией – магией, которую я отрицал двадцать семь лет, но частью которой вдруг впервые захотел стать.
Мы поднялись по мосту и оказались на небольшой площади, окруженной постройками из красного камня с раздвижными сёдзи и большими арочными окнами. По периметру парили желтые бумажные фонари, питаемые неведомой силой.
– Завтра праздник в честь Сусаноо, нашего покровителя, – торжественно прошептала Мэйко. – Поэтому сегодня все легли спать пораньше. Кроме самых стойких. Пойдемте. Вы, верно, устали и проголодались с дороги. Ужин уже ждет.
Мэйко распахнула двери слева от нас. Мы оказались на пороге тускло освещенного зала под пристальными взглядами…
– Птицы? – выдохнул Коджи едва слышно.
Я часто заморгал, не веря глазам. В нос ударили аппетитные запахи – и на мгновение у меня закружилась голова. В последние дни мы толком не ели, и рот наполнился слюной. Я даже подумал, что от голода у меня начались галлюцинации.
Но нет же. Вот они сидели за столом, с мужскими и женскими телами, в одеждах – простых, как у меня и Нобу, или ярких цветастых кимоно, – с блестящими волосами и… птичьими лицами. Боги, что же это?..
Мэйко заливисто рассмеялась.
– Ну полно пугать наших гостей! Тэйго Махуна, прекратите маскарад.
Тот, кто сидел ближе всех ко входу, поднес руку – обычную человеческую руку – к голове и… С моих губ сорвался нервный смешок. Да это же маска! Вот все они сняли их, и я смог разглядеть самые обычные лица. Тот, кого Мэйко назвала Тэйго Махуна, тоже оказался защитником. В тусклом свете на его щеках мерцали знаки божеств – Сусаноо, бога ветра, как у Нобу, и еще один – отметина Аматэрасу, богини солнца, а могучую шею обвивала черная татуировка – замысловатая лиана из листьев. По обе стороны от него сидели до боли похожие друг на друга девушки: с блестящими черными волосами, в ярких розовых кимоно, но у одной из них была рассечена губа – от носа до подбородка. Напротив них расположились двое мужчин. Один, наверное, мог быть ровесником Такимару. В его темных волосах проглядывала седина, а на лбу залегли глубокие морщины, словно от частого недовольства или сомнений. Второй же был гораздо моложе, с глубокими темными глазами, подозрительно изучавшими нас, с блестящими серьгами-стрелами в ушах и вороными волосами, заплетенными в толстую косу. Как я потом узнал, звали его Хэру, и он был родным братом покойной бабушки Мэйко. Никогда не перестану удивляться тому, что годы не властны над внешностью этих отродий.
В центре зала на татами стоял большой низкий стол – узкий и вытянутый, в окружении цветных шелковых подушек. Мэйко представила нас и пригласила занять места. Я опустился на колени рядом с Хэру, лицом ко входу, Коджи сел напротив. Одна Рэйкен осталась стоять у дверей – на вид спокойная, но рыжие глаза метали тревожные молнии.
– Что привело вас к нам? – спросил Тэйго, обращаясь ко мне.
– Полно, дорогой, – мягко сказала Мэйко. – Дай гостям утолить голод. Разговоры подождут. – И тут же шепнула Коджи: – Попробуй тофу, наш шокунин
[21] добавляет к нему соевый соус и пряности.
Племянник расплылся в глупой улыбке и потянулся палочками к тарелке.
– Нам нужно безопасное место, чтобы… – я вдруг запнулся. То, что Рэйкен может проходить в другие миры – это нормально для демонов?
– Моя сестра погибла, – подхватил Коджи, поднося палочки с кусочком тофу к носу. Он глубоко вдохнул и снова улыбнулся. – И нам нужно выяснить обстоятельства ее смерти. Мы обратились за помощью к Рэйкен. Она… – племянник оглянулся на нее, и Рэйкен кивнула, – она – Странница. Вы же… вы знали?
– Как же, Странница.
Рядом с Рэйкен возник мужчина – совсем старик, лицо в морщинах и шрамах, почти лысый, с перекошенной челюстью. Он гневно глядел на нее. Скрестив руки на груди, Рэйкен вскинула бровь.
– До последнего не верил, Мэйко, что ты пустишь ее сюда, – выплюнул мужчина и, презрительно оглядев нашу спутницу с ног до головы, заковылял к столу.
Птичья принцесса глубоко вздохнула и покачала головой.
– Горо Изаму. – Старик поклонился нам и сел за стол, скрестив ноги. Как ни в чем не бывало он подтянул к себе тарелку с лапшой.
Мы с Коджи переглянулись. Мэйко взглядом пригласила Рэйкен присоединиться, но та проигнорировала ее и хмуро уставилась на Горо Изаму.
В обеденной комнате повисло напряжение. Птичьи духи украдкой поглядывали на нас, и их демонические глаза светились оценивающим любопытством, словно мы диковины какие-то. Подумать только, ну кто здесь потусторонний – мы или они? Аппетит пропал, но я не хотел обижать Мэйко и заставлял себя жевать.
– А в чем, собственно, проблема? – вдруг спросила Рэйкен. – Изаму-сама, что же вы так долго молчите? Я уж боюсь сесть за один стол с вами – вдруг вы ненароком воткнете мне палочку в глаз. Уважьте любопытство, расскажите хотя бы за что.
Мэйко обреченно вздохнула, Нобу стиснул челюсти и стрельнул в Рэйкен недовольным взглядом.
– Я и не сомневался, что ты не вспомнишь меня, – фыркнул Горо Изаму с набитым ртом. Он тщательно прожевал кусок и тут же отправил палочки за следующим. – А Юрико? Юрико помнишь? Ты позволила ей попрощаться со мной, прежде чем убила.
На мгновение губы Рэйкен дрогнули.
– Что молчишь? – Изаму взглянул на нее с наигранной веселостью. – И ее не помнишь? Ну еще бы. Она одна из многих, кого ты обманула.
– Горо, ты обещал! – прошипела Мэйко.
– Да я же ничего не делаю, милая. Только знать хочу, что она чувствовала при этом. Ради чего. Если душа моей матери послужила благому делу, конечно, почему бы и не пожертвовать. Но ты взгляни на нее. – Старик хоть и храбрился, но руки его дрожали. Он отложил палочки и впился взглядом в Рэйкен. – Оборванка. Наглая, лживая. Стоит тут, как у себя дома! И даже не помнит ее! Могла бы соврать!
– И о чем мне соврать? Какая правда вас устроит? – вкрадчиво спросила Рэйкен. Ее губы тряслись, и это был не гнев. А страх или, может, что-то другое? Я испугался, что она даст волю слезам, и вдруг по-настоящему пожалел ее. Уж не знаю, что там случилось, но мне совершенно не хотелось, чтобы этот старик нападал на нее.
– Как здоровье, Изаму-сама? – продолжила Рэйкен. – Сердце не тревожит? Не тревожит, видимо, раз дожили до таких лет.
