– Да как ты смеешь! – Старик ударил кулаком по столу. Хэру ощутимо напрягся. – Я ее не просил меня спасать. Да, болел, да что толку? Она свою жизнь положила за мое здоровье, а могла бы отпустить меня! Это все ты! Ты, гадина, науськала…
– Хватит! – крикнул я и воткнул палочки в тарелку с рисом
[22].
Девушки-близняшки одновременно охнули, и взгляды всех вокруг с ужасом обратились ко мне. Я несколько раз сжал и разжал пальцы, пытаясь унять гнев.
– Мэйко, благодарю за гостеприимство, но мы уходим.
Коджи растерянно смотрел то на меня, то на птичью принцессу.
– Вставай, – бросил я ему, поднимаясь на ноги. Племянник подчинился.
– Да сиди ты, – подал голос хого Нобу. – Мы рады видеть вас с Коджи, Шиноту Кеноки. Вопросы только к ней.
Взглянув на Рэйкен, я опешил – столько чувств смешалось на ее лице. Она таращилась на меня, удивленная и растерянная, и гневный огонь в глазах уступал место недоверию. Что я сделал не так?
– Мы пришли вместе, – справившись с секундным замешательством, твердо сказал я Нобу. – Рэйкен здесь из-за нас. Если вы не можете принять ее, значит, мы тоже уйдем.
Мэйко наградила Изаму таким свирепым взглядом, что разгневанный старик сдался и, поднявшись, поклонился мне.
– Оставайтесь, Шиноту-сама. Вас мои страдания не касаются, да и забыть все давно пора.
С этими словами старик проковылял к выходу. Мэйко широко улыбнулась нам, и все как ни в чем не бывало вернулись к трапезе. Но внутри меня все клокотало от необъяснимого гнева. Извинившись, я вышел наружу и, зажмурившись, подставил лицо теплой ночи.
– Он болел, его сердце отказывало, – тихо сказала Рэйкен за моей спиной. – Его мать, Юрико, отдала свою жизнь за жизнь сына.
– Понятно. – Я пошарил по карманам в поисках трубки и табака. Жизнь за жизнь. Нет, черт возьми, я не понимаю. – Не понимаю. Убийца ты или спаситель?
– Смотря для кого. Всегда есть тот, кто жертвует, и тот, кто об этой жертве не просит.
– Понятно, – отстраненно повторил я, затылком чувствуя ее близость. По коже пробежали мурашки. Руки коснулось что-то мягкое. Вздрогнув, я опустил взгляд и увидел прядь белоснежных волос, бившуюся о пальцы.
– Спасибо, что заступился. Это было неожиданно и очень грубо, конечно, но все же…
– Меня воспитали крестьяне. Откуда у меня манеры?
Рэйкен вздохнула. Я наконец нашел трубку во внутреннем кармане хаори и принялся набивать ее табаком.
– Значит, ты умеешь лечить смертельные болезни?
– Не умею.
– А как же…
– Мой покровитель, ёкай из леса. Магия его контракта: душа в обмен на желание. Просто так это не работает, или…
Рэйкен что-то буркнула себе под нос и замолчала. Я раскуривал трубку, задумчиво всматриваясь в темное небо. Другой мир и другие правила. Валюта, о которой страшно подумать. Иные ценности, иное восприятие. И мои племянники, родные они или нет – неважно, но они – часть этого мира. Хотя, может, еще не поздно? Может, мне удастся вытащить хотя бы одного?
– Хого, – тихо позвала Рэйкен, и прядь ее волос коснулась моей шеи.
– М-м?
– Анда, жена Такимару… Как она умерла?
– Тихо. Ночью. Сгорела от тоски по мужу.
– Сгорела… – глухо откликнулась Рэйкен. Я услышал шорох, а когда обернулся, ее уже не было – лишь пустая площадь и отблеск озерной воды.
И снова я ощутил уверенность, что она знала Такимару. Но как? При каких обстоятельствах? И зачем ей это скрывать? Я пытался представить брата рядом с Рэйкен, но у меня не получалось. Он презирал демонов, не принимал иной магии, кроме силы, которой наградила его природа, и я не мог вообразить, что должно было случиться, чтобы Такимару хоть словом обменялся с такой, как Рэйкен. Но что тогда? Что, черт возьми, так гложет меня?
Вскоре ужин закончился, и девушки-близняшки проводили нас с Коджи в спальни. Моя оказалась на втором ярусе, вверх по узкой каменной лестнице. Не такая просторная, как в поместье Сугаши, но теплая и чистая – а больше ничего и не надо. Окна выходили на внешнюю сторону. Для меня уже была приготовлена свежая постель: пол покрывали темные татами, а в центре лежал мягкий футон, застеленный тонким одеялом. Невообразимая роскошь. В углу слева стоял небольшой лакированный комод, на котором лежала стопка свежей одежды, а у другой стены – деревянный поднос с водой в глиняном сосуде. Моя провожатая настоятельно просила переодеться в чистое и объяснила, как найти купель.
Я растянулся на футоне и подложил руки под голову. Тело благодарно заныло. После стольких ночей, проведенных на земле и походных одеялах, эта постель была раем, но на душе отчего-то стало еще тяжелее. Кацу, мой дорогой друг. Сколько вины и сожаления было на его лице в те последние минуты. Почему он не открылся мне? Почему не сказал, что искал в этом лесу?
Ты знаешь ответ. Ты бы не понял. И он это знал.
В горле защипало, и я в сердцах ударил кулаком по полу. С губ против воли сорвался крик. Не сейчас. Еще рано. Мы только-только приблизились к цели.
Лес давно остался позади, но казалось, его темнота последовала за мной в эту тихую чистую комнату и снова пустилась в игры. На смену Кацу явилось лицо Мидори. Ее нежные, искаженные от злости черты и жестокое разочарование в глазах. Я пытался заставить себя вспомнить ее другой – той прекрасной девочкой, которую знал двадцать лет, но видел лишь это. Взгляд, которым она в последний раз посмотрела на меня, когда я…
Если бы я сильнее любил ее. Если бы дал ей понять, как много она значит для меня, Мидори могла бы остаться. Что бы ни случилось с ней, всему виной я. Как я жалел, что никогда не говорил с ней, никогда в полной мере не дал понять, как много она значила для меня, как была важна.
Не позволю, слышишь! Не позволю забрать тебя у меня! Не отдам!
А я даже не ответил. Боги милостивые.
Мне стало душно, и я подошел к окну. От прохлады не осталось и следа, ночь стала теплой, даже жаркой. А может, это вина сжигала меня изнутри, но находиться здесь было невыносимо. Я обулся и крадущейся походкой вышел на улицу.
Ни ветерка. Фонари, освещавшие улицы зачарованной крепости, погасли, но звезды на небе горели так ярко, что было достаточно светло. Я побрел вниз по брусчатке. Коджи, наверное, с ума бы сошел от любопытства и едва удержался, чтобы не заглянуть в каждое окно, но я равнодушно смотрел перед собой. Меня накрыла апатия. Всего несколько часов назад я хотел стать частью нового мира, но в эту самую минуту желал лишь одного: чтобы исчезли последние два года и я бы никогда не знал ни птичьей принцессы, ни демонов, ни Рэйкен.
Я дошел до моста и в поисках прохлады хотел спуститься к озеру, как вдруг услышал тихие голоса и вжался в стену дома.