Тогда я увидел осознание в ее чертах. Едва заметное напряжение в скулах и легкую дрожь на губах. Зрачки расширились так, что глаза стали почти черными, а лицо – мертвенно-бледным. И в тот момент я понял, что хочу ее спасти, чего бы мне это ни стоило. Более того, я могу это сделать, ведь девчонка еще там, внутри! Но вот Рэй посмотрела на Хэджама, губы ее затряслись, и ёкай в красных одеждах протянул ей руку. Она рухнула в его объятия, зарылась лицом в кимоно и зарыдала. Хэджам крепко прижимал ее к себе, гладил по волосам, нашептывая на ухо:
– Ты молодец, мое сокровище. Ты все правильно сделала.
На губах Хэджама играла праздная улыбка. Его план стал куда реальнее. Думал ли он, что наш визит обернется такой удачей? Знал ли наверняка, что именно сегодня и именно здесь сердце Рэй пронзит такая злоба, что она, сама того не ведая, откроет ему свои способности?
Позже, когда небо разразилось дождем, крики стихли, а последние языки пламени слизали остатки ветхих хижин, Хэджам вытащил тело матери Рэй на улицу и отнес к пригорку, на котором она растерзала Исаму. Ёкай окружил труп воздушным куполом, ограждая от дождя, я разжег огонь.
Рэй не стала смотреть, как горит тело матери. Она скрылась в хижине, а когда вышла, в руках у нее была обожженная фигурка из дерева. Я узнал образ кодама
[31] – грубо отесанный овальный брусок с выжженными кругами-глазами и точкой вместо рта. Рэй вырыла яму у порога, затем оторвала кусок от подола кимоно, бережно обернула фигурку и глубоко закопала.
– Сожги этот дом, хорошо? – попросила она меня. – Когда дождь закончится.
Не знаю, удалось ли кому-то из жителей спастись. Когда мы уходили, повсюду лежали трупы. Тело бедняги Исаму так и осталось гнить на пригорке, а от матери Рэй вскоре осталась лишь горсть пепла. Возможно, скоро, кроме нас троих, никто не вспомнит о том, что это место когда-то существовало – как и сотни других селений, стертых с лица земли вследствие войн или происков демонов. По чьей вине беда пришла в эту деревню – никто никогда не узнает.
Спустя годы, когда Рэй найдет убежище в храме Инари, я спрошу у Хэджама, кто надоумил они вселиться именно в Исаму и мучить матушку Кеноки. Он криво улыбнется и ответит:
– Хороший план, да?
А когда я покачаю головой, силясь сказать, что он неисправим, Хэджам мечтательно добавит:
– Наша свобода была так близка. Ну ничего, подождем еще немного.
Глава 3. Первый контракт
Рэй
Наверное, я похоронила мать еще в тот день, когда сбежала. Десять лет назад. Неосознанно, конечно, но приняла тот факт, что женщина, которая обвинила меня в смерти своего ребенка, больше не хочет называться моей матерью. По-другому я не могла объяснить себе, почему за минувшие годы жизни в замке так мало думала о ней. Как она живет? Как справляется с потерей?
Меня снедала вина за случившееся с Касси. За то, что я уродилась такой неправильной и доставила им столько бед. Что, сама того не ведая, отправила Мацу к ним. Я терзалась чувством собственной ничтожности и даже не думала о том, каково было маме все эти годы.
И вот ее не стало. Я отомстила, а Хэджам сказал, что все было правильно. Мне мало помнится тот день – исступление и злость, отравившая все мое естество, а еще ее закрытые глаза и тихое, едва слышное дыхание.
Посмотри на меня. Посмотри.
Когда от Исаму ничего не осталось, а осознание содеянного острыми когтями стало сжимать мою голову, помню, как поймала взгляд Саваки – ошеломленный, полный недоверия и непонимания, – но блеклая мысль о том, что я совершила ужасное, резко разбилась о руки Хэджама.
Сны вернулись. Размытый облик Касси, отчего-то схожий с мерзким силуэтом демона Мацу, его скрипучий шепот и запавшие глаза матери. Я просыпалась в поту и босая кидалась на улицу, ныряла в темноту и порой часами стояла в пустоте, на коленях, низко склонив голову к неведомой потусторонней земле.
Но темнота меня больше не спасала, лишь приглушала боль. Я стала тревожной, спокойствие замка Чироши больше не внушало мне чувства защищенности. А Саваки после того злополучного дня стал навещать меня все реже и реже. Сора как-то обмолвилась, что он закрутил роман с ведьмой, промышлявшей торговлей амулетами в окрестностях Киото, и почти перестал посещать замок.
Мне исполнилось двадцать пять зим, и день рождения я встретила в полном одиночестве. Простояла под холодным темным небом, вопрошающе всматриваясь в проклятую розовую звезду.
Что я такое? И зачем я все еще здесь?
Мне двадцать пять, а в моей жизни не было ни целей, ни желаний. С каждым днем внутри разрасталась колючая вина за смерть семьи, и любое другое чувство – мимолетная радость от прикосновения к темноте, забавные истории Соры или редкая компания Хэджама – мгновенно тонуло в этой удручающей бездне.
Однажды Хэджам пришел ко мне ночью. Я проснулась резко – возможно, от очередного кошмара, – а он сидел рядом, на полу, слабо сверкая в лунном свете, сочившемся через приоткрытые окна. Рука ёкая с длинными пальцами покоилась возле моей головы, и мне показалось, что он что-то говорил – его губы шевелились. Но вот я села, натянув одеяло на плечи, и уставилась на него, а Хэджам просто улыбнулся. Мои щеки залило краской, сердце зашлось в неистовом ритме.
– Хотел помочь тебе с кошмарами.
– С… с кошмарами?
– Ты плохо спишь. Сора сказала мне. А то, что случилось с твоей матерью, усугубило ситуацию. Я решил, что могу успокоить твои сны. Это единственный дар, который не отняли у меня боги.
Тогда он впервые поведал ту часть истории, в которой род Чироши прокляли. Оказалось, высшие ками, в числе которых был и бог ветра Сусаноо, лишили предков господина силы и закрыли доступ в Такамагахару. На мой наивный вопрос: «Почему?» – Хэджам хмыкнул:
– Ками милосердны только для тех, кто не знаком с ними. Люди молятся им, осыпают дарами и восхваляют. Но стоит хоть раз выступить против – делом или даже словом, – впадаешь в опалу.
Это сейчас я понимаю, что дед Хэджама сделал что-то куда серьезнее «неправильного слова», может, даже готовил переворот – никто бы не удивился! – но тогда я, конечно же, поверила ему.
Еще Хэджам рассказал, что потомки Сусаноо способны управлять сновидениями: внушать существам чувства – радость или страх, насылать тревогу, придавая кошмарам больше реальности, или, наоборот, приглушать их.
– Не думал, что все так плохо. – Хэджам взял меня за руку и провел пальцами по внутренней стороне ладони. Только сейчас я заметила запекшуюся кровь в ранах от своих же когтей.
