– Готова, – не раздумывая ответила она. – Готова, душенька.
Блеклые глаза, болезненные и отчаявшиеся, вдруг вспыхнули надеждой. Морщинистые руки обхватили мое запястье и с благодарностью сжали.
– И как это сделать? – спросила я Хэджама. – Она должна что-то подписать?
– Нет, соглашение – это сила слова, здесь все прозаично, Рэйкен. И оно вступит в силу, когда душа женщины окажется вот здесь.
Хэджам продемонстрировал мне грубо вытесанную шкатулку из серого камня.
– Значит… значит, я должна забрать ее душу? У живого человека?
– Если не будешь спешить, она не почувствует боли. Сделаешь так же, как обращаешься с темнотой.
Вот как. Меня пугал предстоящий ритуал, ведь раньше я никогда не делала ничего подобного обдуманно и взвешенно. Бедняга Ашимару, Ситоку и Исама – их всех я касалась стихийно, не задумываясь, как это сделать правильно и какими могут быть последствия. Тогда, в свой первый контракт, я думала лишь о том, чтобы не причинить Дороши боль. И только.
«Убийца ты или спаситель?» – когда в тот вечер в Блуждающей крепости Шиноту спросит меня об этом, я вспомню, о чем думала в первый раз. Спаситель, бесспорно. Не мне решать, жить Кене или умереть, – но у меня был выбор и я могла подарить его Дороши. Вот что было правильно. В конечном счете никто ведь меня не вынуждал. Хэджам лишь рассказал о том, что это возможно, и убедился, что в свое время я бы поступила так же.
Искусный манипулятор, что уж теперь горевать.
– Когда демон касается души человека, между ними образуется связь – незримая нить, которая будет притягивать их друг к другу, даже когда тело умрет. Но слова из твоих уст способны разорвать эту связь – только не забудь сказать, что отпускаешь ее душу.
– Так просто?
– Магия – это вообще просто, если использовать ее с умом.
– А что значит – даже когда тело умрет? Дороши сможет жить без души?
Человек без души – все равно что мертвец. Хэджам сказал, что я бы никому не пожелала такой жизни, и был прав. Если бы Дороши решила оставить свою оболочку, она бы служила Кене вечным напоминанием своей жертвы – пустая, ничего не чувствующая, ни к чему не стремящаяся. И когда я рассказала женщине об этом, та без промедления отказалась.
– Я готова умереть – целиком и полностью, ради своего ребенка. Ради долгих лет жизни для души Кены.
Как заставить сердце Дороши остановиться? Прикоснуться к нему я не могла, но и убить своими руками тоже. И тогда Хэджам дал мне пузырек.
– Снотворное – сильное и безболезненное. Пусть выпьет его, и к тому моменту, как ты закончишь, она уснет навсегда.
Он сказал это так просто, словно это было обычным делом, но тогда я больше переживала за сохранность души бедной женщины и даже не задумалась о поведении Хэджама.
Помню, как протянула ей бутылочку. Мои руки тряслись, и я уронила ее, упала на колени и стала шарить в траве, а потом едва не раздавила хрупкое стекло. Дороши опустилась рядом, накрыла мою руку своей и без лишних слов откупорила бутылочку. Выпила и вдруг наклонилась ко мне и поцеловала в лоб.
Все произошло тихо. Душу Исаму я терзала в агонии, но к душе Дороши прикоснулась бережно и извлекла из тела без повреждений. Опустила ее в шкатулку и уставилась в мертвые глаза женщины, некогда проявившей ко мне доброту. Она умерла с улыбкой на лице, и это должно было меня успокоить – ведь я помогла! – но отчего-то в груди стало тяжело. Подушечки пальцев покалывало от касаний священной материи, и я вдруг подумала, как несправедливо – ощущать лишь покалывание. Ведь в моих руках то, что питало жизнь человека! Делало Дороши доброй, заботливой и самоотверженной, взрастило необъятную любовь к дочери и позволило так легко согласиться на жертву. А я чувствую лишь чертовы покалывания.
Я оттащила тело к лесу, который спустя годы нарекут лесом Пойманных Душ, и закопала на окраине.
Я тебя отпускаю, Дороши-сан. Отпускаю навечно.
Вернувшись в замок, я столкнулась с Саваки. Он ждал меня, пристроившись на земле под вишней у обрыва. Его человеческие губы растянулись в искренней теплой улыбке, но вот взгляд замер на шкатулке, и инугами скривился и презрительно покачал головой.
– Контракт заключила, да? – выплюнул он. – Заделалась богиней милосердия?
Я опешила.
– Ты пьян?
Саваки разразился лающим смехом и, поднявшись, подошел ко мне так близко, что я отшатнулась. Лицо обдало кислым дыханием – смесью табака и алкоголя.
– Не забудь спросить его, куда он денет эту штуку, – Саваки постучал когтем по крышке шкатулки.
Но я не спросила. Сбежала от инугами – лишь бы не позволить ему копаться в моих мыслях, лишь бы не дать сомнениям, трепетавшим на задворках моего сознания, выбраться наружу. В дверях замка я столкнулась с Хэджамом, молча всучила ему шкатулку и скрылась в спальном коридоре.
О том, что Кена покончила с собой спустя всего несколько дней после жертвы Дороши, я узнала лишь через десяток лет – когда за плечами было столько «милосердных» поступков и столько попыток успокоить немолчную совесть, что стало уже все равно. Я боялась хотя бы на секунду задуматься о том, что делаю, потому что всегда знала: сделанного не исправишь, а правда уничтожит меня. Именно поэтому после смерти Дороши я ни разу не навестила Кену. Чтобы не смотреть в ее здоровые глаза – понимала ведь, что ничего хорошего там не увижу.
Я так сильно хотела найти хоть что-то, что придаст моей жизни смысл, что поверила в благую силу своих намерений. Мне хотелось быть нужной, хотелось, чтобы меня больше не прогоняли из леса ради спасения другого ребенка, хотелось, чтобы меня любили. Видели бы вы глаза тех, кто отдавал свою жизнь ради другого, – в них было столько благодарности! И я довольствовалась ею, снова и снова убеждая себя, что все делаю правильно, пока и сама не поверила в это. Пока перестала в мыслях спрашивать маму: «А ты, мама, ты бы отдала свою душу за меня? Если бы я смертельно заболела, ты бы пожертвовала собой, как жертвуют эти родители?»
Так кто же я, Шиноту: убийца или спасительница?
Я трусиха и эгоистка. Я тоже не способна принять правду.
Хэджам
Души из Ёми не шли ни в какое сравнение с теми, что приносила мне Рэйкен. Их энергия питала мое проклятое тело гораздо дольше. Теперь мне не требовалось каждую неделю ждать Саваки с его жалким подарком. Я чувствовал себя сильным и преисполненным жизни. Страх, что Рэйкен не та, кем я ее воображал, ушел безвозвратно. Рано или поздно пророчество свершится. Я получу ключи от Такамагахары, верну потомственную власть и больше никогда не буду зависеть от подношений.
