Как же я ненавидел это! Ненавидел, что моя жизнь продолжается за счет жизней других. Души – необходимость, но если бы у меня был хоть малейший шанс обойтись без них, то я бы сделал это не задумываясь.
Вообще-то я противник насилия. Мои приятели-ёкаи пировали, когда началась война. Души, деньги, власть – люди давали им все, что ни попросишь, за возможность завести сторонника из демонов. Меня это раздражало. Я бы никогда не продался человеку, никогда не стал бы марать руки ради материального могущества. Все, что меня интересовало, – это жизнь. Долгая и ничем не стесненная. Время, судьба, боги: о нет! – я и только я должен контролировать свою жизнь и не страшиться, что она внезапно прервется. Ощущение независимости – вот настоящее могущество. Возможность позволить себе проводить день за днем так, как хочется, и неважно, что творится вокруг – идет ли война или рушатся границы миров.
Мой дед был другим. Он отстаивал свое величие по любому поводу и лез на амбразуру, сотни раз рискуя умереть. Силы Сусаноо ему было недостаточно – он хотел такой власти, чтобы ее можно было увидеть из космоса. Конечно, ему не нравилось, что Аматэрасу
[32] устанавливала законы мира ками, не нравилось быть на вторых ролях. Собственно, за стремление быть главным он и поплатился. А потом и мой отец, и я.
Я был зол на деда, зол на всех ками, от чьих рук род Чироши лишился силы, и все же я не собирался чинить кровавые расправы. Только избавиться от проклятья и вернуть то, что полагалось мне по праву. Я, может, даже больше никогда и не появлюсь в Такамагахаре – только однажды зайду, чтобы забрать свое, и поминай как звали.
А чтобы это случилось, мне нужна Рэйкен. Сокровище, которое те самые боги, что лишили мой род силы, создали для меня. Есть в этом какая-то ирония, не правда ли? Возможно, боги так и планировали: тот из рода Чироши, кто найдет Странницу, получит свое могущество обратно. И с каждым днем, проведенным с нею, я в этом убеждался.
Любой, кто хотя бы немного знаком с природой Странников, знает: им нельзя препятствовать. Что бы они ни делали, куда бы ни шли – отойди в сторонку и наблюдай. Рано или поздно действия Странника приведут к исполнению предназначения – как бы глупо и бессмысленно ни выглядели его поступки до этого.
Рэйкен доказала это. Сначала тем, как быстро освоила пути в другие миры, потом тем, как расправилась с душой того жестокого дурака, а после – желанием помочь старухе Дороши. Я понимал, что все идет по плану и без моего вмешательства, и все же не мог просто стоять и смотреть. И начал подсказывать. Направлять. Пресекать ее сомнения и страхи.
На мою удачу, Рэйкен верила мне. Возможно, я даже был ей небезразличен – не знаю. Кто их разберет, этих сироток. Любви они лишены и цепляются за первого, кто спасает их от тяжелой жизни. Как женщина поначалу она меня совершенно не интересовала, но как существо, от которого зависели мои цели и мечтания, – да, и я готов был держать в тепле любые ее чувства ко мне. Не давая ложных надежд, но и не пресекая на корню.
После ее первого контракта мы стали проводить много времени вместе. У нас с Саваки были свои дела, но вот странно: все чаще я стал замечать, что стремлюсь вернуться в замок как можно скорее. И не просто в замок – а именно к ней. Мне вдруг стало интересно, в каких мирах она успела побывать в мое отсутствие, что узнала, о чем думала. Внезапно возникшая привязанность испугала меня, но я быстро решил, что мой интерес к Рэйкен лишь исследовательский интерес к Страннику (попробуй найди ёкая, который поселил бы у себя одного из этих загадочных редких существ!). Что я хотел знать: как развивается их мышление, какие выводы они делают и почему решают поступить так, а не иначе.
Однажды, когда мы с Саваки засиделись в трактире, изрядно набравшись, я порывался поделиться с ним своими мыслями, но маленькая трезвая часть сознания резко воспротивилась. Мне больше не хотелось обсуждать с ним Рэйкен. Хоть в последнее время он редко навещал ее, но мне не нравилось его поведение. В глазах этого инугами я часто видел осуждение, порой в присутствии Рэйкен он бросался такими фразами, что холодело внутри. Да, она бы не поняла, в чем смысл его каламбура, но я-то понимал. И боялся, что однажды Саваки плюнет на контракт и его последствия и расскажет ей все.
Почему он так вел себя – не знаю. Не поверю, что этот инугами мог воспылать чувствами к девчонке, но что-то у него к ней было. А может быть, не к ней, а ко мне? Точнее, против меня. Я хоть и убеждал себя, что мы, вопреки всем обязательствам, стали друзьями, но его протест вырывался наружу все чаще и чаще. Чего он добивался? Я без него теперь справлюсь. А он без меня?
Контракт нельзя нарушить, пока я жив и существую в этом мире. Он связан со мной, как ни крути. Но если Рэйкен раньше времени узнает, к чему ведет наш с ней тандем, все может рухнуть. Поэтому я попросил Сору присматривать за Саваки, когда он без меня навещал Рэйкен в замке, и не давать им возможность проводить много времени наедине.
Другим удивительным стечением обстоятельств, сыгравшим огромную роль в ее предназначении, были сны. Ни новое имя, ни погружение в мой мир не могли вытравить из нее человеческие чувства – казалось, новые знания лишь усиливали вину и скорбь, разрушающие сознание простаков. Поначалу я думал, что Рэйкен нужно больше времени, чтобы оплакать семью, но чем чаще наблюдал за ней, тем больше убеждался, что ее чувства не грусть и не тоска. Она винила себя за случившееся, но – и это удивительно! – не желала превращать вину в бремя, а хотела избавиться от нее.
Однажды она обмолвилась, что, попадая в новый, невиданный ранее мир, невольно прислушивается к голосам в надежде, что душа ее брата обитает где-то поблизости. Если бы не это признание, я бы, наверное, сам никогда не додумался, как ее освободить. Рэйкен нуждалась в прощении за убийство брата и за то, что бросила мать, а еще желала освободиться от потаенной злости за то, что та отказалась от дочери (это мне Сора рассказала). Сама бы Рэйкен никогда не справилась с этими чувствами, и я понял, что единственный способ сделать это – найти ее семью по ту сторону.
Просто разыщи их. Ты же Странница.
Я никогда не испытывал радости за других, мне было неведомо сострадание, но когда ее глаза вспыхнули, заискрились какой-то непонятной мне детской надеждой, мое сердце впервые с того дня, когда я нашел Странницу, застучало сильнее обычного. Тогда я понял Саваки, понял, почему ее неподдельная радость от изучения границ своего могущества доставляла ему столько счастья. Что-то в ней было, в этой Страннице, что-то, что даже меня заставляло таять.
Рэйкен пустилась на поиски. Ее энтузиазм заражал и не угасал на протяжении нескольких лет, пока сам я искал хого из рода Сугаши. Я не стремился контролировать ее, не спрашивал, сколько она будет отсутствовать, но всегда против воли улыбался как дурак, внезапно встречая ее в замке. Она рассказывала о своих путешествиях, в подробностях описывала, что видела, какие миры посещала. Правда, в какой-то момент ее запал начал угасать, глаза больше не светились, а рассказы становились все короче и тусклее.
