Что сказать ей? С чего начать? Я так хотел ее видеть. Стоило попросить прощения за всю грубость, объясниться в своих спутанных чувствах. Или обещать защиту, если ей нужно покинуть крепость. Не знаю. Холодные капли яростно забили по щекам и голове, и я бесцеремонно распахнул двери. Если забуду, как говорить о важном, всегда смогу сказать, что решил спрятаться от дождя.
Что за дурак.
Рэйкен со скрещенными ногами и гордо поднятой головой сидела на полу и смотрела на дождливое небо. Ветер блуждал по комнате, настырно трепал золотистые волосы и меховой плащ. На ней по-прежнему было кимоно, но из-за парадного облачения из насыщенного черного оно окрасилось в кипенно-белый, как и ее предыдущий костюм.
Разувшись, я осторожно задвинул двери. Капля пробежала по щеке, задержалась на подбородке и упала на пол. Мне показалось, слишком громко. Я смотрел на Рэйкен, и все в одночасье стало неважным, а в поле зрения маячило лишь серебро мехового плаща. Выпитое придало мне храбрости, потому что я подошел к ней, опустился на колени за спиной и прошептал:
– Разреши мне…
Собственный голос показался чужим, простуженным. Ее плечи медленно поднялись, и сквозь монотонный стук дождя прорвался глубокий вздох.
– Это не очень приятно.
– Знаю, но я хочу понять…
– Моя душа, хого. В этом плаще – часть моей души. Сердце чувствующее. Я умею отделять его, когда…
– Когда становится совсем невыносимо. Я понял.
Рэйкен промолчала, и я воспринял это как знак согласия. Уткнулся носом в ее волосы, полной грудью вдохнул так раздражавший меня приторно-сладкий аромат демонического тела, который даже дождь не мог перебить, и опустил дрожащие ладони на меховые плечи.
Из-за ранней утраты родителей и исчезновения брата я всегда чувствовал себя одиноким. Никто бы никогда не сказал такого обо мне, ведь рядом со мной были Коджи и Мидори, я выглядел общительным и много времени проводил в полях, работая бок о бок с крестьянами поместья Сугаши. Но стоило потушить огни, как одиночество неизменно настигало меня. С новой силой я ощутил его сегодня, когда понял, что больше никогда не смогу поговорить с Мидори. Но я был уверен, что если когда-нибудь поборю это чувство, заполню его другим, то никакие беды не будут мне страшны. Я думал, что знаю, каково это – когда душа болит так сильно, что хочется кричать. Но, сжимая сейчас ее плечи, зарываясь лицом в волосы, я вдруг понял, что совсем не умел страдать, потому что такой силы пустоты и одиночества никогда не чувствовал.
Я словно касался обнаженных нервов. Они кололи и щипались, наполняя нутро обжигающей тяжестью, а уши – протяжным скорбным плачем. Значит, вот во что превратили ее поиски мамы и Касси?
– Это неправильно – так истязать себя, – прошептал я и, крепко обхватив ее руками, прижал к своей груди.
– Не ты меня судил, не тебе и миловать, – прошипела Рэйкен. Дернулась, хотела высвободиться, но я лишь сильнее сомкнул объятия, превозмогая боль, пронзившую тело.
– Останься, – прошептал я ей на ухо. – Не убегай от меня в этот раз. Если я не противен тебе, пожалуйста, останься.
– Хого, ну что ты делаешь, – жалобно протянула она.
– Не знаю, Рэйкен, ничего не знаю. – Стук сердца стал до неприличия громким, и я с трудом мог говорить. – Даже если ты скажешь, что это твой трюк, что ты залезла мне в голову, чтобы… чтобы издеваться надо мной, испытывать мой жалкий разум, я все равно не смогу уйти. Запрети мне касаться тебя, и я буду сидеть рядом, потому что мне просто нужно быть с тобой сейчас.
Рэйкен повернула голову, и я без промедления поймал ее губы. Нежно прикусил верхнюю, задержался, наслаждаясь трепетом, вытеснившим плач ее души, затем поцеловал кончик носа, скользнул от щеки к мочке уха. И остановился. Прислонился лбом к ее виску, не ослабляя объятий. Боялся, что она передумает.
Рэйкен положила ладонь мне на локоть.
– Холодная, – прошептал я.
– Так всегда было.
– Мне нравится.
Рэйкен тяжело вздохнула и сказала с твердой решимостью:
– Уходи, хого.
– Значит, я противен тебе?
– Нет… Или да… Не знаю! Просто уйди!
Рэйкен ткнула меня локтем в грудь. Но это не произвело на меня никакого впечатления. Если бы не душа, странным образом заточенная в этот плащ, я бы послушался ее, поверил, что она действительно хочет, чтобы я ушел. Но я ощущал только страх и смятение. Эти чувства были знакомы мне.
Теперь она стояла боком к распахнутому окну и смотрела на меня со смесью гнева и недоверия. Дождь заливал правую сторону ее пылающего лица, от ветра волосы зловеще разметались в стороны. Но я поднялся и протянул ей руку.
– Позволь мне остаться с тобой. Просто остаться, если захочешь… пока солнце не взойдет.
Уголки ее губ дернулись.
– Зачем тебе это? В крепости много девушек, которые с радостью скрасят твою ночь.
Я не ожидал такого и даже растерялся.
– Боги, Рэйкен, я же не затем сюда пришел. Ты… как же мне объяснить тебе…
Я осознал, как глупо и жалко выгляжу. Все мое существо тянулось к ней, желало коснуться, прижать к себе и наконец понять… нет, хотя бы попытаться понять, каково это – обладать такой, как она. Нет, снова не то. Не такой, как она, а именно ею. Женщиной, с самой первой минуты вызывавшей во мне столько противоречивых чувств. Опасной и притягательной, обманчивой, лживой и честной. Ужасающей и неописуемо красивой, соблазнительной, изуродованной и такой совершенной, абсолютно выходящей за рамки моего понимания этого мира.
– Если бы я мог впустить тебя в свою голову, потому что даже не знаю слов, которыми описать… – Я беспомощно опустил руку. Она смотрела на меня с откровенным недоверием, и я решил – да будь что будет! – выскажусь, а потом, если по-прежнему будет нужно, уйду. – Двадцать семь лет – для тебя это не срок, а для меня – вечность. И я знал только одну сторону, верил в нее. А теперь ты мой мир переворачиваешь, понимаешь? И я чувствую, что если не ухвачусь за это новое, то потеряю навсегда и буду жалеть… Я хочу узнать… мне нужно знать… хотя бы на несколько часов… каково это – жить в мире… с тобой… Говорить. Вспоминать. Ласкать тебя. Любить. Держать в объятьях. Простые земные вещи, но я не понимаю, возможно ли все это нам с тобой? Потому что…
– Жить со мной? – растерянно выдохнула Рэйкен, округлив рыжие глаза. – Хого, да что с тобой не так? Лучше бы ты просто пришел скоротать ночь, я бы поняла. Люди часто желают таких, как я. Но ты же говоришь… Боги, хого, о чем ты говоришь, ты слышишь себя?
– Слышу, Рэйкен. Может, это самый смелый поступок за всю мою жизнь – да, вот так, самый смелый поступок! – рассказать тебе об этом. Ты даже не представляешь, что делаешь… что сделала со мной!
Рэйкен обхватила себя руками, меховые полы полностью укрыли ее. Она подставила лицо дождю и, прикусив губу, задумчиво нахмурилась.
