Доктор пришел на следующий день, и сердце при виде его забилось быстрее. Я никогда не видела, чтобы старик ступал так величественно. Он уселся и уставился на меня с гнетущим презрением. Мои дети уже научились бояться его. Младшая зажмуривалась и утыкалась лицом мне в плечо, а Бенни, которому было почти пять лет, часто спрашивал: «Зачем этот нехороший человек так часто приходит? Он хочет нам навредить?» Я сжимала дорогого мальчика в объятиях, веря, что он будет свободен раньше, чем станет достаточно взрослым, чтобы разрешить эту загадку. И теперь, когда доктор сидел перед нами, такой мрачный и безмолвный, ребенок бросил играть и устроился рядом со мной. Наконец мучитель заговорил.
– Значит, он в отвращении бросил тебя, верно? – спросил он. – Что ж, ничего другого я и не ждал. Помнишь, я несколько лет назад говорил, что так и будет. Значит, ты ему надоела? Ха-ха-ха! Добродетельной мадам не нравится об этом слушать, да? Ха-ха-ха!
Слова «добродетельная мадам» из его уст меня уязвили. Я больше не имела возможности отвечать ему так, как прежде. Он продолжал:
– Так ты, похоже, затеяла другую интригу. Твой новый любовник пришел и предложил купить тебя, но, можешь быть уверена, успеха тебе не добиться. Ты моя и будешь моей всю жизнь. Нет на свете ни одного человека, который смог бы избавить тебя от рабства. Я бы это сделал, но ты отвергла мое любезное предложение.
Я сказала, что не желаю затевать никаких интриг, в глаза не видела того человека, который предложил купить меня.
– Ты обвиняешь меня во лжи? – вскричал он, рывком выдергивая меня из кресла. – Готова ли ты повторить, что никогда не видела этого человека?
Я ответила:
– Это я и говорю.
Он сжал мою руку, осыпая меня ругательствами. Бен закричал, и я велела ему идти к бабушке.
– Ни шагу, ты, маленький негодяй! – велел доктор. Ребенок подвинулся ко мне и обвил ручонками, словно хотел защитить. Для разъяренного хозяина это явилось последней каплей. Он схватил ребенка и швырнул через всю комнату. Мне показалось, что он его убил, и я бросилась к сыну, чтобы подхватить его на руки.
Для разъяренного хозяина это явилось последней каплей. Он схватил ребенка и швырнул через всю комнату.
– Не смей! – воскликнул доктор. – Пусть лежит там, пока не сдохнет!
– Пустите меня! Пустите! – вскричала я. – Иначе я весь дом подниму!
Я боролась с ним и сумела вырваться, но доктор снова схватил меня. Кто-то открыл дверь, и он меня выпустил. Я подняла с пола бесчувственного ребенка, а когда повернулась, мучителя уже не было. Я в тревоге склонилась над маленьким тельцем, таким бледным и неподвижным, и когда его карие глазки наконец открылись, сама не знала, обрадовалась этому или нет. Все прежние преследования доктора возобновились. Он стал приходить утром, днем и вечером. Ни один ревнивый любовник не следил за соперником пристальнее, чем он за мной и неведомым рабовладельцем, в интриге с которым ему вздумалось меня обвинить. Когда бабушка не могла ему помешать, он обыскивал каждую комнату, пытаясь найти его в доме.
Во время одного визита он случайно обнаружил девушку, которую несколькими днями ранее продал работорговцу. По его утверждению, он продал ее потому, что она слишком сблизилась с надсмотрщиком. Жилось ей у хозяина несладко, и она была рада, что тот ее продал. У нее не было ни матери, ни близких родственников. Из семьи ее вырвали много лет назад. Несколько друзей дали письменное обязательство обеспечить ей безопасность, если торговец позволит ей провести с ними время между продажей и моментом сбора его подопечных рабов. Такая любезность была редкостью. Она избавляла торговца от расходов на прокорм и содержание рабов в тюрьме, и, хотя сумма была невелика, с точки зрения временного хозяина это соображение было весьма весомым.
Доктор Флинт терпеть не мог встречаться с рабами после того, как продал их. Он велел Розе убираться из дома, но он больше не был ее хозяином, и она не стала его слушать. Хоть раз вечно притесняемая оказалась победительницей. Его серые глаза метали в нее гневные взгляды; но на том его власть и кончилась.
– Как здесь оказалась эта девка? – воскликнул он. – Какое право ты имела позволить это, зная, что я ее продал?
Я ответила:
– Это дом бабушки, и Роза пришла повидаться с ней. Я не имею права гнать с порога никакого человека, пришедшего сюда с честными намерениями.
Он нанес мне удар, который обрушился бы на Розу, если бы она по-прежнему оставалась его рабыней. Внимание бабушки привлекли громкие голоса, и она вошла в комнату за секунду до того, как он меня ударил. Она была не из тех, что согласны бессловесно терпеть подобные бесчинства в собственном доме. Доктор снизошел до объяснения, что я якобы позволила себе дерзость. Бабушкино негодование росло и росло, пока наконец не вылилось в словах.
– Убирайтесь из моего дома! – вскричала она. – Идите домой и заботьтесь лучше о жене и детях – и у вас будет столько хлопот, что станет не до слежки за моей семьей!
Он бросил ей в лицо упрек в незаконном рождении моих детей и обвинил в попустительстве той жизни, которую я вела. Она на это ответила, что я живу с ней волею его жены и не стоит обвинять ее, ибо только он сам в этом повинен: он явился причиной всех несчастий. Она распалялась все больше и больше.
Я снова грезила о свободе – больше для детей, чем для себя самой.
– Вот что я скажу вам, доктор Флинт, – ответила она под конец, – не так уж много вам жить осталось, и лучше б вы усердно повторяли свои молитвы. Они понадобятся вам все – и даже больше, – чтобы отмыть грязь с вашей души.
– Да понимаешь ли ты, с кем говоришь?! – вскинулся он.
Она ответила:
– Да, я очень хорошо понимаю, с кем говорю.
Хозяин покинул дом в великом гневе. Я посмотрела на бабушку. Наши глаза встретились. Гневное выражение исчезло из взгляда, но она выглядела печальной и усталой от беспрестанной борьбы. Я гадала, не уменьшило ли это ее любовь ко мне; но, если и так, она ни разу этого не показала. Она всегда была добра, готова посочувствовать моим бедам. В этом скромном доме царили бы мир и довольство, если бы не демон рабства.
Зима миновала без докучливых визитов. Пришла прекрасная весна, а когда природа возвращает очарование, сердце человеческое тоже стремится ожить. Мои поникшие надежды вернулись к жизни вместе с цветами. Я снова грезила о свободе – больше для детей, чем для себя самой. Я строила и строила планы. И планы разбивались о новые препятствия. Казалось, преодолеть их не было способа; и все же я надеялась.
Весною вернулся и коварный доктор. Когда он заглянул к бабушке, меня не было. Подруга пригласила меня на вечеринку, и я пришла, уважив ее просьбу. К моей досаде, вскоре прибежал посланец с вестью о том, что доктор Флинт сейчас в доме бабушки и настаивает на свидании. Ему не сказали, где я, иначе он пришел бы и устроил скандал в доме подруги. Мне прислали из дома темную накидку, я набросила ее и поспешила вернуться. Торопливость не спасла: доктор уже отбыл в гневе. Я страшилась утра, но отсрочить его наступление не могла; оно пришло, теплое и солнечное. Спозаранок явился доктор и спросил, где я была накануне вечером. Я сказала. Он не поверил и послал слугу в дом подруги, чтобы та подтвердила. После полудня он пришел снова и заверил, что доволен тем, что я говорила правду. Хозяин явно был в веселом расположении духа, и я ожидала глумливых шуток.
