В числе леди, знакомых с бабушкой, была одна, знавшая ее с детства и всегда дружественно к ней относившаяся. Она знала мою мать и ее детей и питала участие к их судьбе. В этот тяжелый час она пришла навестить бабушку, как делала довольно часто. Увидев печальное и обеспокоенное выражение лица, леди спросила, не знает ли бабушка, где находится Линда и все ли с ней благополучно. Бабушка в ответ только покачала головой.
– Давай же, тетушка Марта, – настаивала добрая леди, – расскажи мне все, что знаешь. Может, я смогу что-то сделать, чтобы помочь.
Что-то в выражении лица собеседницы говорило – «доверься мне!» – и она послушалась интуиции.
У мужа этой леди было много рабов, он покупал их и продавал. Немало было и у нее самой, но она обращалась с ними по-доброму и ни за что не позволила бы продать никого из них. Она была не похожа на большинство жен рабовладельцев. Бабушка серьезно посмотрела на нее. Что-то в выражении лица собеседницы говорило – «доверься мне!» – и она послушалась интуиции. Леди внимательно выслушала подробности моей истории и некоторое время сидела в задумчивости. Наконец сказала:
– Тетушка Марта, мне жаль вас обеих. Если думаешь, что есть какой-то шанс, что Линда доберется до свободных штатов, я на некоторое время ее спрячу. Но вначале ты должна дать мне обещание, что мое имя никогда не будет упомянуто. Если о подобном станет известно, это погубит меня и мою семью. Никто в доме не должен знать, кроме кухарки. Она женщина настолько верная, что я доверила бы ей и собственную жизнь, и я знаю, ей нравится Линда. Это большой риск, но я верю, что никакого вреда не будет. Передай Линде, чтобы она была готова, как только стемнеет, до выхода на улицы патрулей. Я отошлю служанок с поручениями, и Бетти встретит ее.
Было договорено о месте, где мы должны встретиться. Бабушка не находила слов, чтобы достойно поблагодарить леди за ее благородное деяние; переполненная эмоциями, она пала на колени и разрыдалась, как дитя.
Я получила весть, что должна покинуть дом подруги в такой-то час и отправиться в такое-то место, где меня будет ждать друг. Из соображений осторожности никакие имена не упоминались. Я не догадывалась, с кем должна встретиться или куда направлюсь. Мне не нравилось действовать вслепую, но выбора не было. Оставаться там, где я была, тоже невозможно. Я скрыла внешность, призвала все мужество, готовясь встретиться с худшим, и отправилась к назначенному месту. Там меня встретила подруга Бетти; уж кого, а ее я никак рассчитывала увидеть. Мы молча поспешили в путь. Боль в ноге была столь невыносимая, что казалось, я вот-вот упаду, но страх придавал сил. Мы добрались до дома и вошли внутрь незамеченными. Первыми словами Бетти были:
– Золотко, ну вот ты в безопасности. Уж этот-то дом те дьяволы не станут обыскивать! Сейчас отведу тебя в укромное местечко, что приготовила миссус, и принесу славный горячий ужин. Ты такой ужасти натерпелась, бедолажная, что надобно хорошенько подкрепиться.
Бетти в силу призвания была уверена, что еда – самая важная вещь в жизни. Ей было невдомек, что сердце мое переполнено чувствами, чтобы заботиться об ужине.
Хозяйка пришла поздороваться и повела наверх, в маленькое чердачное помещение над ее собственной спальней.
– Здесь ты будешь в безопасности, Линда, – сказала она. – Эту комнатку я использую для хранения ненужных вещей. Служанок сюда обычно не посылают, и они ничего не заподозрят, если не услышат шума. Я ее всегда запираю, а ключ хранится у Бетти. Но ты должна быть очень осторожна, ради меня и себя, и никому не должна рассказывать секрета, ибо это уничтожит меня и мою семью. Поутру я займу служанок делами, чтобы у Бетти была возможность принести тебе завтрак; но до вечера ей не следует подниматься. Я иногда буду тебя проведывать. Крепись! Надеюсь, такое положение вещей долго не продлится.
Пришла Бетти со «славным горячим ужином», и хозяйка поспешила вниз, чтобы до ее возвращения поддерживать порядок в доме. Какой благодарностью переполнилось мое сердце! Слова застревали в гортани, но я была готова целовать ноги благодетельнице. За это деяние, достойное истинной христианки, да благословит ее Бог во веки веков!
В ту ночь я легла спать с ощущением, словно нет в городе раба счастливее. Настало утро и наполнило маленькую келью светом. Я возблагодарила Отца небесного за безопасное убежище. Напротив окна громоздилась кипа пуховых перин. Я могла ложиться на них и видеть всю улицу, по которой доктор Флинт проходил в кабинет, оставаясь совершенно незаметной. Несмотря на всю тревогу, я мельком ощутила удовлетворенность, когда увидела его. До сих пор мне удавалось обводить его вокруг пальца, и я этому несказанно радовалась. Как можно винить рабов за хитрость? Им приходится прибегать к ней непрестанно. Это единственное оружие слабых и угнетенных против власти тиранов.
Как можно винить рабов за хитрость? Им приходится прибегать к ней непрестанно. Это единственное оружие слабых и угнетенных против власти тиранов.
Я каждый день надеялась услышать, что хозяин продал моих детей, ибо мне было известно, кто ждет первой же возможности их купить. Но доктору Флинту месть была дороже денег. И мой брат Уильям, и добрая тетушка, которая служила в его семье двадцать лет, и мои маленькие Бенни и Эллен, которой было чуть больше двух, были брошены в тюрьму; так пытались принудить родственников выдать любые сведения. Доктор поклялся, что бабушка не увидит ни одного из них, пока меня не вернут. Друзья несколько дней утаивали от меня эти факты. Когда я услышала, что малютки томятся в ненавистной тюрьме, первым побуждением было бежать к ним. Я грудью встречала опасности ради их освобождения – неужели стану теперь причиной их смерти? Эта мысль причиняла нестерпимые муки. Моя благодетельница пыталась успокоить меня, говоря, что тетушка хорошо заботится о детях, пока они остаются в тюрьме. Но мне лишь стало больнее от мысли, что милая старая тетушка, которая всегда была так добра к осиротевшим детям своей сестры, должна сидеть в тюрьме за единственное преступление – любовь к ним. Полагаю, друзья опасались безрассудных действий с моей стороны, зная, что я не мыслю жизни без детей. Я получила записку от Уильяма. Написана она была вкривь и вкось, но я сумела разобрать следующие слова: «Где бы ты ни была, милая сестра, молю тебя не приходить. Все мы в намного лучшем положении, чем ты. Если придешь, уничтожишь всех. Они заставят тебя сказать, где ты была, или убьют тебя. Прими совет друзей – если не ради меня и детей, то хотя бы ради тех, кого ты уничтожишь».
Бедный Уильям! Ему приходилось страдать за то, что он был моим братом. Я вняла совету и затаилась. Тетушку выпустили к концу месяца, потому что миссис Флинт больше не могла без нее обходиться. Она устала сама вести дом. Еще бы, это так утомительно – заказывать для себя обед, а потом еще и есть его! Дети остались в тюрьме, где Уильям делал все, что мог, для их удобства. Иногда Бетти ходила проведать их и приносила новости. Ей не дозволяли входить в тюрьму, но Уильям поднимал детей на руках к зарешеченному окошку, чтобы она с ними поговорила. Когда она пересказывала их детский лепет и говорила, что они хотят увидеться с матушкой, слезы струились по моим щекам. Тогда старушка Бетти восклицала:
