Представилась хорошая возможность отправить Бенни на судне, которое шло прямо до Нью-Йорка. Он поднялся на борт, имея при себе письмо к нашему другу, которого просили сопроводить его в Бостон. Однажды ранним утром раздался громкий стук в дверь, и в дом, весь запыхавшийся, вбежал Бенджамин.
– О матушка! – воскликнул он. – Вот и я! Я бежал всю дорогу и пришел сюда сам, один! Как ты поживаешь?
О читатель, можешь ли ты вообразить мою радость? Нет, не можешь – если только ты не был матерью-рабыней. Бенджамин затараторил так, что язык едва поспевал за словами:
– Матушка, почему ты не привезла Эллен? Я заезжал в Бруклин, чтобы повидаться с ней, и она очень расстроилась, когда мы прощались. Она сказала: «О Бен, как бы мне хотелось тоже поехать с тобой!» Я думал, она уже много чему научилась, но она умеет не так много, как я, потому что я уже умею читать, а она нет! И знаешь, матушка, в пути я потерял всю одежду. Что я могу сделать, чтобы добыть новую? Наверное, свободные мальчики здесь, на Севере, могут зарабатывать так же хорошо, как белые.
Мне не хотелось рассказывать этому энергичному, счастливому ребенку, как сильно он ошибается. Я отвела его к портнихе и оплатила для него смену одежды. Остаток дня был посвящен взаимным вопросам и ответам, и мы то и дело повторяли, как жаль, что с нами нет нашей доброй старой бабушки, и Бенни часто требовал, чтобы я немедленно написала ей письмо и рассказала о его путешествии на корабле и о поездке в Бостон.
Доктор Флинт приехал в Нью-Йорк и приложил все усилия, чтобы отыскать меня и уговорить вернуться вместе. Но поскольку так и не смог точно узнать мое местонахождение, его гостеприимные намерения пошли прахом, и любящее семейство, которое ожидало меня с «распростертыми объятиями», было обречено на разочарование.
Едва узнав, что доктор вернулся домой, я вверила Бенджамина заботам Уильяма и вернулась к миссис Брюс. Там я оставалась всю зиму и весну, стараясь преданно исполнять обязанности и обретя немалое счастье в милых причудах малышки Мэри, участливой доброте ее замечательной матери и случавшихся время от времени беседах с дочерью.
Но когда настало лето, прежнее чувство незащищенности стало преследовать меня. Приходилось каждый день водить малютку Мэри гулять ради моциона и свежего воздуха, а город в это время наполнялся южанами, и некоторые могли узнать меня. В жару выползают наружу и змеи, и рабовладельцы. Один тип этих ядовитых созданий я люблю не более, чем другой. Как приятно быть свободной, чтобы сказать это вслух!
XXXV
Предубеждение против цвета кожи
У меня отлегло от сердца при виде приготовлений к отъезду из города. Мы отправились в Олбани на пароходе «Никербокер». Когда прозвучал гонг к чаю, миссис Брюс сказала:
– Линда, уже поздно, и тебе с малышкой лучше пойти к чаю вместе со мной.
Я ответила:
– Я знаю, что малышке пора ужинать, но предпочла бы не идти с вами, если возможно. Я опасаюсь, что меня станут оскорблять.
– О нет, ведь ты будешь со мной! – возразила она.
Я увидела, что несколько белых нянек идут вместе со своими леди, и отважилась последовать их примеру. Мы подошли к дальнему концу стола. Не успела я присесть, как грубый голос рявкнул:
– Встать! Ты знаешь, что тебе не дозволено здесь сидеть!
Я подняла голову и, к своему изумлению и возмущению, увидела, что эти слова говорил мне цветной мужчина. Если уж его должность требовала, чтобы он поддерживал установленные на борту порядки, он мог бы, по крайней мере, делать это вежливо. Я ответила:
– Я не встану, пока капитан не подойдет и не поднимет меня.
Чаю мне не предложили, но миссис Брюс отдала мне свою чашку и попросила другую. Я огляделась по сторонам, проверяя, как обращаются с другими няньками, сидевшими за столом. Всех обслуживали должным образом.
На следующее утро, когда мы остановились на завтрак у Троя
[39], все пассажиры поспешили к столу. Миссис Брюс велела:
– Возьми меня под руку, Линда, и мы войдем вместе.
Владелец корабля услышал ее и спросил:
– Мадам, вы позволите няньке и ребенку завтракать за одним столом с моей семьей?
Я знала, что вопрос относится к цвету моей кожи, но он разговаривал вежливо, и потому я не стала придавать значения.
В Саратоге мы узнали, что отель «Соединенные Штаты» переполнен, и мистер Брюс снял один из коттеджей, принадлежавших гостинице. Я по наивности радовалась отъезду в тишину сельской местности, где людей будет не так много, но и здесь оказалась посреди целого роя южан. Я оглядывалась по сторонам со страхом и трепетом, опасаясь увидеть кого-то, кто сможет меня узнать. И с ликованием услышала, что в Саратоге мы задержимся совсем ненадолго.
Вскоре мы вернулись в Нью-Йорк, чтобы приготовиться к проведению остатка лета на Рокавее (полуостров на юге Куинса в Нью-Йорке). Пока прачка приводила одежду в порядок, я воспользовалась возможностью побывать в Бруклине и повидать Эллен. Я встретила ее в бакалейной лавке, и первыми словами были:
– О матушка, не ходи к миссис Хоббс! С Юга приехал ее брат, мистер Торн, и он может донести о тебе.
Я вняла предостережению и сказала дочери, что на следующий день уезжаю вместе с миссис Брюс и постараюсь увидеться с ней, когда вернусь.
Поскольку я была в услужении у представителей англосаксонской расы, в поезде на Рокавей меня не стали сажать в «вагон Джима Кроу», не стали и предлагать прокатиться по улицам в телеге верхом на сундуке; но повсюду я находила одни и те же проявления жестоких предрассудков, которые так задевают чувства и подавляют жизненную энергию цветных людей. Мы достигли Рокавея еще до темноты и расположились в «Павильоне» – большом отеле у берега моря. Прекрасный курорт для высшего света. У постояльцев служили тридцать или сорок нянек самых разных национальностей. У некоторых леди были цветные горничные и кучера, но я была единственной с примесью африканской крови. Когда прозвонили к чаю, я взяла малышку Мэри и последовала за другими няньками. Ужин подали в длинном зале. Молодой человек, выступавший в роли распорядителя, два или три раза обошел стол и наконец указал мне место в дальнем конце. Поскольку там оставался только один стул, я села и усадила Мэри на колени. Молодой человек тут же подошел ко мне и сказал в самой безапелляционной манере:
– Будь добра усадить девочку на стул, встать за ее спиной и покормить. После того как она закончит есть, тебя проводят в кухню, где хорошо накормят ужином.
Это стало последней каплей! Я поняла, что мне трудно сохранять самообладание, когда огляделась и увидела, что такие же няньки, как и я, чья кожа была светлее лишь на один тон, уставились на меня вызывающими взглядами, словно мое присутствие было заразным. Однако я ничего не сказала. Я спокойно взяла подопечную на руки, ушла в номер и отказалась выходить к столу. Мистер Брюс стал заказывать еду в номер для дочери и меня. Несколько дней заказы выполнялись, но гостиничные официанты были белыми и вскоре начали жаловаться, говоря, что не нанимались обслуживать негров. Хозяин отеля попросил мистера Брюса посылать меня принимать пищу на кухню, поскольку его слуги роптали и не хотели носить еду наверх, а цветных слуг других постояльцев возмущает, что не всем достается одинаковое обращение.
