Экскурсия потрясающая. Джульетт, думаешь ты, видимо, была лесби. Гид рассказывает, что она терпеть не могла свой дом – мебель, ворота – и взялась сама их переделывать. Научилась ковать железо. Почему ты принимаешь за лесби всех женщин с характером, которые не желают подчиняться правилам? Психиатр повеселился бы от души, выявляя причину твоих иллюзий (впрочем, в твою пользу говорит ее портрет на стене – в мужской рубашке с пуговицами на воротнике и в шляпе егеря она уж точно выглядит самой заправской лесби).
Потом вы гуляете вдвоем по старому кладбищу. Она целует тебя за склепом, пытается уговорить тебя на секс прямо тут. Ты противишься из уважения к мертвым, но она так красива. Откуда-то возникает смотритель кладбища, вы поспешно приводите себя в порядок и уходите, хохоча.
Вы едете в Тайби-Айленд и заказываете морепродукты – едите одни только морепродукты, вскрывая раков и подгребая гребешки. Полный рот масла, воды, соли и волокон. Поев, вы идете на пляж, забредаете в воду. Видите дельфинов.
Время от времени ее телефон звонит, она улыбается и отходит немного в сторону, чтобы рассказать Вэл об этом путешествии. Исчезая вдали, она не перестает махать тебе рукой.
В последний день в городе посреди улицы на тебя набрасывается пьяница. Вы держитесь за руки, и тут он подходит, хватает тебя. Она орет:
– Отпусти ее! – И боевым приемом выкручивает ему руку. Мужчина пятится, удивленный, посылает вас обеих на хрен и бредет прочь.
Ты долго не можешь унять дрожь. На пути к машине она извиняется, еще и еще раз, за то, что не вмешалась раньше.
– Раньше, чем в ту же секунду? – переспрашиваешь ты.
– Я за милю видела, как он к нам приближается. Видела, что у него на уме, – поясняет она. – Для тебя это ново, но я-то встречалась с женщинами. Это входит в правила игры. Это риск, которого следует ожидать.
Поездка домой – безумная, почти бредовая. Полстраны – из Северной Каролины до Чикаго – за один день, словно сбрендили. Так бы и ехала, думаешь ты, вечно, вперед и вперед, лишь бы она была рядом.
Дом иллюзий как любовный роман
Через неделю после возвращения из Саванны вы трахаетесь на твоей постели, ты кончаешь, и она говорит: «Я люблю тебя». Вы обе вспотели, силиконовый страпон все еще остается в тебе (когда ты встречалась с мужчинами, тебе нравилось ощущать, как после всего член обмякает в тебе, а теперь ты задыхаешься у нее на груди, потом сдвигаешься в сторону, и он выскакивает обратно, как был, прямой, гладкий, и все же утомленный).
Ты смотришь на нее сверху вниз, спазмы оргазма смягчают твою растерянность
[18].
Она зажимает рукой рот.
– Извини, – говорит она.
– Ты правда хотела это сказать? – спрашиваешь ты.
– Я не хотела прямо сейчас, – отвечает она, – но да, я хотела это сказать.
Долгая пауза. Потом ты говоришь:
– Я тоже тебя люблю.
Это как-то до глупости, до ужаса правильно, ты даже не понимаешь, почему не осознала этого до сих пор.
– Что же мне делать, если я не попаду в программу Айовы? – бормочет она. – Я хочу остаться здесь с тобой. Только этого и хочу.
Дом иллюзий как Déjà Vu
Она любит тебя. Она видит твои сложные, невыразимые нюансы. Ты для нее единственная во всем мире. Она тебе доверяет. Она старается беречь тебя. Она хочет, чтобы вы состарились вместе. Она считает тебя красивой. Она считает тебя сексуальной. Порой ты заглядываешь в телефон, а она послала тебе нечто ошеломительно грязное, и желание бьет тебя промеж ног. Порой, поймав на себе ее взгляд, ты чувствуешь себя счастливейшим человеком во Вселенной.
Дом иллюзий как роман воспитания
Я не ходила на свидания в том возрасте, когда большинство людей это делает. Когда прочая молодежь выясняла, что такое хорошие и плохие отношения, я была отчаянной чудачкой: много молилась и хранила целомудрие.
В тринадцать лет у костра в летнем христианском лагере я была спасена. Основную часть лагерной недели я плела пластиковые ремешки и лазала по деревьям, но тут вожатые – сами двадцати с небольшим лет – раздали нам смор
[19] и призвали подумать обо всем дурном, что мы сделали в жизни. Утром мне выдали «Свидетельство рожденной заново», напечатанное на тонкой шероховатой бумаге. В нем был указан точный момент духовного преображения: 22.20, намного позже отбоя.
С этого момента я стала антихипстером, я восприняла Благую весть со всей серьезностью, на какую была способна. Разгуливала с наклейкой на ранце: «Спроси меня, почему я христианка». Носила кольцо со словами «Истинная любовь ждет». Ходила в церковь, и мне это нравилось. Я верила, что Иисус мой спаситель, что мое спасение – его личная забота, столь же личная, как любовь моих родителей ко мне.
Когда мне было шестнадцать, в нашу Объединенную методистскую церковь назначили нового помощника пастора, Джоэла Джонса. Когда он знакомился с приходской молодежью, я почувствовала удар глубоко в паху. Он был красив, с эспаньолкой и рыжеватыми прямыми волосами, падавшими ему на лоб. Немного пухловат, но самую малость. На пальце – обручальное кольцо. Пожимая руку, он пристально посмотрел мне в глаза.
Джоэл много времени проводил с нами. Помимо обычных церковных обязанностей, участвовал в молодежных мероприятиях. Он читал умные, прогрессивные с политической точки зрения проповеди, сеявшие среди старшего поколения паствы хаос и возмущение, а меня это приводило в восторг. Иногда я задерживалась после службы. Он всегда разговаривал со мной как со взрослой, не путал мое имя.
Когда я училась в выпускном классе, наша церковь установила контакт с методистской общиной Лихтенбурга, что в Южной Африке, где собирались устроить молодежный лагерь. Группа взрослых – в их числе был и Джоэл – решила осмотреться на местности, и меня пригласили в эту поездку.
Мы вылетели из промозглой зимы американского северо-востока и попали в разгар лета в южном полушарии. Лагерь раскинулся на большой ферме за городом. Роскошно обустроенная усадьба с бассейном, большим белым фонтаном; вдоль дороги – забор. Ребята – от моего возраста, то есть семнадцати лет, до девяти – жили в переоборудованном сарае. Я вела кружок ремесел. Мы собирались у костра. Играли на гитаре и спонтанно исповедовались друг другу.
Повсюду бегали бурбули – африканская порода огромных псов, похожих на мастифов. С ними носилась вприпрыжку недавно ощенившаяся сука с оттянутыми сосками, ее крупные малыши лезли друг другу на голову, тыкались носами нам в руки. Владелец фермы выращивал подсолнухи, чьи светящиеся головки всегда поворачивались вслед за солнцем – однажды он завез нас на середину поля показать, как они следуют за путем солнца по небу. Земля вокруг была такая ровная, что, поглядев в любую сторону, ты различал там черную, пронизанную молниями тучу где-то на горизонте – до нас гроза никогда не доходила. Впервые я оказалась так далеко от дома.
