– Да с чего ты о ней заботишься? – сердится Вьен.
– Ферн! – окликает меня Олли. – Ты нужна здесь.
Я подхожу к нему и Линнее. Она пустыми глазами смотрит прямо перед собой, пока аптекарь смазывает место, где Неризан обожгло поводом, за который та дернула, чтобы оттащить Линнею от Самсона. Олли положил одну руку ей на предплечье, а другую протягивает ко мне. Я беру ее, закрываю глаза и сосредотачиваюсь на том, что слышит Олли.
Один голос. Один голос. Один голос.
Я отшатываюсь. Название политической партии Мидраута, которое произносит его собственный тихий, уверенный голос. Он пронизывает вибрациями все тело Линнеи, проникая в кости, в мозг.
– Нет, – шепчу я. – Он не может…
Я мимо Олли тянусь к Линнее, сжимаю плечи рыцаря. Я не слишком хорошо знаю Линнею – это просто обычное знакомство тех, кто по ночам убивает кошмары, – но она прежде никогда не проявляла никаких признаков подчинения Мидрауту. Она дружила с Райфом и Эмори, убитыми в прошлом году. Я вообще не могу вообразить, чтобы Линнея добровольно присоединилась к Мидрауту. Я посылаю в нее мой Иммрал в поисках источника голоса.
Некий вкус – металлический, бензиновый, – наполняет мой рот. Если у меня и оставались еще сомнения, теперь их нет – это дело рук Мидраута. Я посылаю свои мысли в вены Линнеи, следуя за пульсацией этих слов, гимном звучащих в ее душе. Да, и в ее сердце, и в ее груди, и в шее, и…
– Это в ушах, – говорю я. – Прямо внутри них.
Когда я отхожу от Линнеи, один аптекарь достает из своей сумки фонарик и заглядывает ей в ухо.
– Ты права, – говорит он. – Там что-то есть.
Он с помощью пинцета вытаскивает из уха нечто клиновидное. Я не поняла, что это такое, глядя на штуковину, – могла лишь сказать, что это и есть источник звука.
– Думаю… – шепчет аптекарь. – Да. Можете позвать сюда вон того венеура, пожалуйста?
Олли оглядывается.
– Эй, Брендон!
– Что такое? – на ходу спрашивает тот, спеша к нам через дорогу.
– Тебе подарочек. – И аптекарь показывает некое насекомое.
Это таракан или что-то на него похожее, вот только этот таракан обладает особым хоботком, устроенным так, чтобы проникнуть сквозь барабанную перепонку и влезть прямо в голову Линнеи.
– Ух! – выдыхает Олли, и это отражает то, что думают все.
А я наблюдаю за Линнеей. В ее пустой взгляд возвращается мысль.
Сначала она сбита с толку.
– Что случилось? У меня что-то запуталось в волосах, а потом…
– К нему что-то прицеплено, – говорит аптекарь, когда они с Брендоном рассматривают тварь.
Мы все наклоняемся поближе, чтобы посмотреть.
В животе жука просверлена дырочка. Из нее тихо раздается: «Один голос. Один голос. Один голос…» Механический оратор, связанный с инспайром, который управляет тараканом, наделяя его единственной целью, соединенный с его формой.
– Что же он с тобой сделал, несчастное существо? – сокрушается Брендон.
7
Позже, когда мы возвращаемся в конюшни, Олли тихо говорит мне:
– Мы должны найти Экскалибур. Если мы найдем Экскалибур…
– То что? – спрашиваю я. – Это меч, Олли, только и всего.
– Нет, не просто меч, если мама хотела, чтобы ты владела им.
Мне незачем это слышать. Я не могу избавиться от воспоминания о лице Линнеи, когда ей объяснили, что случилось и что она сделала с Самсоном и его лошадью. Она сейчас в госпитале, и Наташа не отходит от нее. Пусть таракана Мидраута вытащили из ее уха, но лорд Элленби не желает рисковать.
– Ты думаешь, если у меня окажется меч, это помешает Мидрауту изготавливать таких жуков? – шепчу я.
– Я не знаю, Ферн, но ведь это единственное, что мы можем сейчас сделать! – огрызается Олли.
Да, мой брат прав. У нас нет возможности выяснить, что готовит Мидраут, пока он не нападет на нас, – все наши попытки заслать шпионов в его крепости терпели неудачу с тех пор, как мы с Самсоном стащили его шкатулку-загадку. Мне отвратительно постоянно защищаться. Мы должны приобрести преимущество, и Экскалибур – единственная вещь, которая, как я думаю, может нам его дать. Пусть даже он не более чем символ, но ведь символы тоже обладают собственной силой.
– Может, нам следует рассказать лорду Элленби… – начинает Олли.
– Нет, – возражаю я. – Не сейчас. Послушай, давай еще немного попытаемся сами? Скажем, месяц, и если за это время мы ничего не найдем, то расскажем ему, обещаю.
– За месяц многое может случиться, – предостерегает меня Олли.
– Знаю. Пожалуйста, Олли!
Он пристально смотрит на меня, но уступает.
– Ладно, месяц.
Но по мере того, как идут дни, я вынуждена признать, что все больше и больше становится похоже на то, что нам понадобится помощь. Нам с Олли не удается еще раз проникнуть в архив, хоть втайне, хоть как. Линнея пока еще остается в госпитале, а аптекари проводят всякие исследования, проверяя, можно ли ей вернуться к своим обязанностям, а это лишает бедеверов одного из рыцарей.
– Да хочет ли кто-то на самом деле, чтобы она вернулась в строй? – как-то вечером вопрошает Майлос, когда мы собираемся в рыцарском зале.
– Конечно, – тут же заявляю я. – Линнея хороший боец. И она не виновата в том, что тот жук до нее добрался.
– Неплохо сказано, – кивает Наташа, бросая на стол свой шлем. – И так можно сказать о любом из нас. О ком-нибудь из твоих друзей, Майлос.
Майлосу хватает ума устыдиться. Наташа права – это ведь мог оказаться любой из нас, и в любое время. Потому что небо Аннуна заражено летающими жуками Мидраута. Чаще всего мы находим их в ушах сновидцев, и их так много, что аптекари первым делом всех проверяют после выходов из замка. Но иногда, и очень даже часто, мы гадаем, не предназначены ли жуки именно нам. Рыцари, аптекари, харкеры – жуки не слишком привередливы, им все равно, на кого напасть, но если поблизости от жука окажутся разом тан и сновидец, можно не сомневаться, что он выберет тана.
– Что ты об этом думаешь, Себастьян? – ворчит как-то ночью лорд Элленби после того, как два аптекаря из подразделения ланселотов вернулись с жуками в ушах.
– Разве это не очевидно, сэр? – говорит Брендон. – Он пытается всех нас убить.
– Если бы он хотел нас убить, он бы соорудил жуков, которые нас убивают, – возражаю я. – Он что-то другое пытается здесь сделать.
– Мисс Кинг в очередной раз права, – кивает лорд Элленби, рассматривая тварей, которых вытащили из ушей аптекарей.
Линнея наконец возвращается к бедеверам, и Майлос теперь от нее не отстает. Я не знаю, то ли он хочет загладить недостаток веры в нее, то ли просто считает теперь своей личной миссией присматривать за ней.
