– Если бы Ферн была кошмаром, каким она иногда бывает, – кричит Самсон, – у меня сейчас был бы шанс повергнуть ее!
Я слышу, как он быстро идет ко мне, и слабо размахиваю рукой, сдаваясь.
– Эй, ты в порядке? – с искренним беспокойством спрашивает Самсон.
На долю секунды мне становится стыдно того, что я собираюсь сделать… но это проходит, и я выбрасываю вперед ногу. Удивление не мешает ему перевернуться, падая, – но этого достаточно, чтобы я получила преимущество. Я высоко подпрыгиваю и падаю на него верхом, мой ятаган в нескольких дюймах от его лица, наши тела сплетены так, как мне мечталось уже многие месяцы. Самсон таращится на меня, на его лице отражаются и восхищение, и возмущение предательством. А в воздухе вскипает энергия, на которую я не рассчитывала. Некий удвоенный пульс колотится между нами.
– Никогда не теряйте бдительности, – говорю я сквайрам, не сводя глаз с Самсона. – Это то, чему мы научаемся слишком поздно.
Вот так. Выражение лица Самсона меняется, и то странное, что промелькнуло между нами, улетучивается. «Вот и хорошо, – внушаю я себе. – Пусть между нами все будет проще». Но я лучше кого бы то ни было должна знать, что доверять людям, начинать любить их – никогда, никогда не бывает просто.
15
И только когда мы заканчиваем тренировку, я осознаю, какую большую ошибку совершила в той схватке. Сайчи ждет меня, когда я покидаю площадку.
– Он вот так погиб? – спрашивает она, подстраиваясь в ногу со мной. – Те трейтре обманули его?
– Нет, это было не совсем так…
Я умолкаю. Черт! Это не поможет. Я не готова. Не знаю, как говорить об этом. Сквайрам лишь в общих чертах рассказали о случившемся в прошлом году и о вмешательстве Мидраута. Они, без сомнения, уже начинают полностью разбираться во всем – в конце концов, нельзя было не заметить сообщений о тысячах внезапных смертей.
Я оглядываюсь вокруг в поисках помощи. Самсон идет за нами.
– Сайчи, – начинает он, прибавляя шагу, чтобы догнать нас. – Прости, но сейчас не время, я понимаю, как…
– Не понимаешь! – огрызается она. – Никто из вас не понимает, каково это. Вы не понимаете, что я… я вижу…
Она переводит взгляд с Самсона на меня и умолкает. А потом бежит вперед, смахивая со щек слезы.
Я смотрю на Самсона:
– Спасибо.
– Нам ведь все равно придется вскоре им обо всем рассказать, – вздыхает он.
– Думаешь, это плохо?
– И да и нет. – Самсон закидывает свой лук на плечо. – Рассказать нужно, но я не хочу, чтобы они… Мне хочется, чтобы они любили Аннун, как я любил его долгие годы. Я не хочу, чтобы происходящее сейчас перечеркнуло для них все.
Я смотрю вверх, на башни Тинтагеля, где некогда витали ангелы. Окидываю взглядом стены замка, где огромные деревья конского каштана роняли плоды размером с мой кулак. Все исчезло или умирает.
– Но что более важно? – спрашиваю я. – Дать им романтическую картину этого места или убедиться, что они понимают, что́ стоит на кону?
– Это ты мне скажи, – предлагает Самсон. – Это ведь ты теперь приносишь в Аннун больше всего радости.
Он произносит это как бы между прочим, и я не знаю, как это понимать. Должно быть, он имеет в виду, что мой Иммрал способен создавать веселье?
– Может, нам лучше просто рассказать им все и покончить с этим? – говорю я. – А потом они могут присоединиться к нам, не на шутку пугаясь, когда будут слышать имя Мидраута в Итхре.
– Да это все равно не в наших силах, – улыбается Самсон. – Это общее решение – все таны разных областей согласны в том, что не следует рассказывать сквайрам подробности прошлого. Полагаю, они просто боятся потерять новичков еще до того, как те пройдут через Остару…
[9]
Как бы я ни была не согласна с тем, что от новичков скрывают правду, я могу понять, почему принято такое решение. Итхр теперь так уныл, что таны делают все возможное, чтобы сохранить часть магии Аннуна для тех, кто не знал его по-настоящему магическим.
Все чаще и чаще в Боско я оказываюсь в комнате для рисования. Я скрываюсь там в каждый перерыв. Рисунок моей собственной шкатулки-загадки завершен. Теперь мне нужно только сделать ее. Коробка Мидраута изготовлена из смеси дерева и металла. Твердые, негибкие материалы. Моя будет сделана из глины, что означает, что на нее не потребуется много времени. Глина высохнет быстро, а мне хочется, чтобы орнаменты и текстура были безупречны. Поэтому я делаю модель из картона, складывая квадраты вместе разными способами, чтобы рассчитать, какой способ сработает лучше.
Как-то в обеденный перерыв я сижу на скамье, пытаясь решить, будет ли зеленый рядом с синим выглядеть лучше, чем оранжевый, когда мимо проходит Лотти, видит, чем я занимаюсь, и застывает на месте.
– В чем дело, Лотти? Я занята.
Она смотрит на меня во все глаза, ее обычно собранное лицо как-то обвисает, а потом она выпаливает:
– Пандора!
– Нет, меня зовут Ферн.
– Ты собираешься… – Она как будто пытается понять собственные мысли. – Ты хочешь зарезать… потом выпустить наружу…
Подружки Лотти тащат ее прочь, но я вскакиваю.
– Это как-то связано с твоим отцом? – спрашиваю я. – Что должно произойти?
– Отвяжись от нее, сучка! – шипит на меня одна из ее подруг и толкает меня обратно на скамью.
– Пандора! – кричит Лотти, царапая лицо подружки, дергая себя за волосы. – Пандора!
Подбегает один из учителей.
– Что тут происходит? Мисс Мидраут? – Он поворачивается ко мне. – Что вы сделали?
– Абсолютно ничего, – отвечаю я, собирая свои вещи. – Это у нее проблемы. Вам придется оказать ей помощь.
– Она не нуждается в помощи! – фыркает учитель. – Вы разве не знаете, кто ее отец?
Я сообщаю лорду Элленби о происшествии сразу, как только в ту ночь прибываю в Тинтагель. То, как Лотти уставилась на рисунок моей шкатулки, словно была в непосредственной связи со своим отцом, должно было иметь значение.
– Она постоянно повторяла «Пандора», – говорю я лорду Элленби. – Я подумала… ящик Пандоры?
– Греческая легенда? – откликается лорд Элленби. – Пандора открыла ящик – и из него сбежало все мировое зло. Полагаю, это как-то связано с тем, что Мидраут держит свои планы в коробке-загадке, но должен признать, не представляю, чем это поможет нам.
– Дело в том, как она смотрела, сэр, – возражаю я. – Словно пришла в ужас от того, что я делаю.
– Что ж, возможно, это стоит исследования. Я свяжусь с моей греческой коллегой, посмотрим, сможет ли она пролить на это свет.
