– Ну а я не сказал, – отвечает Олли.
Я провожу пальцем по линиям его лоскутного одеяла.
– Ты думал, я буду тебя осуждать?
– Нет, – возражает Олли. – Нет, я так не думал. Я просто не был готов.
Я киваю. Иногда правда слишком болезненна. Ее нужно держать поближе к сердцу, пока она не окрепнет настолько, чтобы выжить на ярком свете.
– А потом, когда я был готов, – продолжает Олли, – я думал, что ты начнешь ревновать. А мне не хотелось, чтобы между нами опять возникла неловкость.
– С чего бы мне ревновать? – удивляюсь я. – Погоди… Это потому ты так стремился свести меня с Брендоном?
– Я не…
– Не ври! – прерываю его я. – Ты очень странно себя вел тогда.
Олли пожимает плечами:
– Я подумал, что если у тебя будет кавалер, то и я смогу им обзавестись.
– И что в итоге заставило тебя привести Киерана?
Олли немножко думает, словно на самом деле и не знает.
– Ну, прежде всего, Киеран уж очень хотел познакомиться с вами. Он думал, что я его стыжусь. Глупо. – Олли вертит в пальцах авторучку, подчеркнуто не глядя на меня. – И Найамх догадалась…
– Поэтому она тебя спросила, прячешься ли ты до сих пор? – спрашиваю я.
– Она многое видит, – кивает Олли. – Она мне сказала, что я не должен снова отталкивать тебя. Как это она… «Не позволяй гневу прошлого заставлять тебя совершать ошибки, иначе ты всю свою жизнь потратишь на гнев». Я так злился в последнее время… злился на маму, злился на то, что не представляю, как папа все воспримет… – Брат застенчиво смотрит на меня: – Злился, что ты не хочешь признавать, что сходишь с ума по Самсону, хотя никто тебя в этом не винит.
– Я не…
– Только не ври мне, сестренка. Я читаю мысли, помнишь?
– Ах ты, мелкий…
Я толкаю его, а он вскидывает руки, сдаваясь, и оба мы истерически хохочем, куда громче, чем того стоит ситуация. Когда мы успокаиваемся, я возвращаюсь к Киерану.
– Так ты с ним познакомился на встречах тех, чьи родные умерли во сне?
– Да, это просто настоящий клуб знакомств, – усмехается Олли. – Множество людей, понесших утрату, молодых, эмоционально ранимых…
Он прижимает руку к сердцу, закидывает голову назад и выглядит более свободным, чем я когда-либо его видела.
– Вся его семья ходит на эти встречи, – продолжает Олли. – Я сначала разговорился с его отцом, а потом он познакомил меня с Киераном, ну и…
– Так его родители знают?
– Да. – У Олли хватает ума сделать слегка виноватый вид при этом признании. – Киеран открылся им уже несколько лет назад, и они были не слишком счастливы, – продолжает Олли, – но потом умерла Джо, и они сказали, что поняли, в чем главное. Так что и для него все было не так-то просто.
– Он твой первый бойфренд?
– Ну, вроде того, – кивает Олли. – Был один в школе… ты помнишь Лиама?
– Тот парень с… – Я показываю на свои волосы.
Лиам не принадлежал к самым крутым мальчикам, но у него была прядь волос, которая постоянно падала на лоб, и это придавало ему привлекательности.
– Да, – отвечает Олли. – То есть ничего такого не было, это понятно…
Ни один из нас не упоминает о Дженни, хотя я догадываюсь, что мы оба думаем. Что бы случилось, если бы она открыла тайну Олли?
Я внезапно щелкаю Олли по носу.
– Больше никаких тайн, ладно?
– Договорились, – улыбается Олли.
– Так значит… он состоит в «Кричи громче»? – спрашиваю я.
Олли кивает:
– Я один раз пошел с ним, на одно из первых собраний.
Еще один секрет – еще один удар.
– И что это такое?
– Это странно. По-настоящему впечатляет, – отвечает Олли. – Я ненавижу Мидраута, но кажется, что без них он ничего бы и не мог сделать, потому что ими руководит зло. Киеран и семью вовлек. Они все считают Лотти мерзкой, а я ее не знаю, но после того, что мы сделали… – Олли надолго умолкает. – Да, они все были просто взбешены, – продолжает он наконец. – И мне от этого стало по-настоящему не по себе. Ну, как я уже говорил, я и сам слишком долго злился, и я сам себе не нравлюсь в таком состоянии.
Я киваю. Я тоже очень долго злилась. И тоже понимаю, как важно иной раз отпустить этот гнев. Но он может быть и полезным, если повернуть его в правильном направлении.
– Иногда я чувствую себя такой бессильной, – говорю я брату, – но если это дает мне возможность почувствовать, что я меняю что-то в Итхре, то я бы решила, что это поможет мне справиться с гневом.
– Ладно, – пожимает плечами Олли, – тогда я сведу тебя с компанией Киерана. Вы вдвоем можете и докричаться до чего-то. – Олли бросает на меня взгляд из-под длинных ресниц: – Он ведь тебе понравился?
– Да, – улыбаюсь я. – Очень понравился.
Гнев. Это слово крутится в моей голове еще несколько дней. Его так много вокруг, он как течение, что становится все сильнее, пока не подхватывает тебя и не утаскивает в глубину, и держит тебя там, и ты захлебываешься в собственной желчи.
– Это нечто вроде антиинспайров, – говорит Иаза, когда я упоминаю об этом в присутствии всей команды Экскалибура.
– Почти угадал, если посмотреть с научной точки зрения, – вставляет Джин, отрываясь от своих записей. – Некоторые исследования предполагают, что настоящий Иммрал создает противодействие инспайрам. Нечто вроде побочного эффекта, полагаю.
– О чем это ты? – спрашиваю я.
– Тебе бы следовало уже это обнаружить, – говорит Джин.
Она стала чуть-чуть менее язвительной по отношению ко мне с тех пор, как я попросила ее присматривать за Рейчел после того, как харкер странно вела себя в архиве, – но старые привычки умирают с трудом.
– Инспайры – это ведь воображение? Но суть Иммрала в контроле за ним. А что противоположно воображению?
– Его отсутствие? – догадывается Олли.
– Не-е-ет, – раздраженно возражает Джин. – Подумай как следует. Воображение – это то, что появляется, когда ты оживлен, воодушевлен, открыт и свободен. Иммрал противоположен этому. Так что?
– Страх! – внезапно вырывается у меня. – И гнев. Негативные эмоции. Те, что лишают способности сочувствовать.
– Да, – соглашается Джин, явно удивленная тем, что я это уловила.
– Но гнев может быть и полезен, разве не так? – говорю я, думая о цели «Кричи громче». Думая о ярости и чувстве несправедливости, которые так часто подпитывают меня.
Джин внимательно смотрит на меня:
– Может ли? Я что-то не нахожу, что мне он очень помогает.
