– Он пожертвовал собой ради Мидраута? – вскидывает брови Сайчи.
– Ну, может, не настолько уж… – улыбаюсь я. – Думаю, он имел в виду, что мы должны быть способны понять, из чего исходят другие люди, пусть даже мы с ними не согласны. Это помогает нам осознать, что они достойны спасения.
– Да, понимаю… – кивает Сайчи, пиная камешек. – Прийти к пониманию того, что они просто овцы с промытыми мозгами, неспособные помочь себе сами.
– Многие из них таковы.
Сайчи качает головой:
– Я могу спасать жизни в Аннуне. Я могу это делать. Но просить меня не выступать против них в Итхре? Думаю, это нечто другое.
– Значит, ты готова вернуться на те собрания?
– Да, – кивает она.
– Я бы хотела, чтобы мне там больше понравилось…
– Тот парень, что пришел с тобой… он бойфренд твоего брата?
– Как ты догадалась?
– Ну, он выглядит в том же стиле, что и твой брат. Шикарный, но притворяется, что он один из нас.
Я смотрю на нее со странным чувством.
– Ну да, вроде того… Но разве ты не видела людей, на которых нападают сторонники Мидраута?
Сайчи фыркает.
– Он на нашей стороне, Сайчи! – говорю я.
Она пожимает плечами: этого недостаточно для того, чтобы она его приняла. Потом подчеркнуто смотрит на мой шрам.
– Ты скрываешь это.
– Я просто еще к нему не привыкла.
– Тебе следует им гордиться.
– Что?!
– Он показывает, что ты одна из нас.
Я встаю со скамьи.
– Это не какая-нибудь татушка, Сайчи. Я не хотела быть обожженной. И это не медаль за победу.
– Я ничего такого и не имела в виду, – запинаясь, возражает Сайчи. – Я подумала…
– Ты подумала, что я могу стать находкой для тех, кто не вписывается, так же как я стала находкой для рыцарей?
Сайчи тоже встает.
– Извини… Я просто подумала, что тебе следует знать: мне не кажется, что кому-нибудь в Аннуне нужно видеть тебя иначе.
Мы раскраснелись, глядя друг на друга. У меня в кармане гудит телефон. Это сообщение от Олли: «Ты в порядке? Киеран сказал, тебя приняли».
Сайчи читает это через мое плечо.
– Тебе лучше пойти, – говорит она и показывает в ту сторону, в какую собирается идти сама.
Я киваю в противоположном направлении. И она уходит, не попрощавшись.
– Сайчи? – окликаю ее я.
Она оборачивается, но продолжает идти задом наперед.
– Если ты знаешь, что никто не станет осуждать меня, почему ты сторонишься нас? Танов? – спрашиваю я.
Она снова пожимает плечами.
– Я просто не подпускаю к себе людей. Так безопаснее.
– Когда я стала рыцарем, я была такой же, – говорю я. – Укрывалась за стеной в милю толщиной. Но иногда стоит опустить подъемный мост.
– Нет, – отвечает Сайчи. – Не для меня.
– Я бы не выжила, если бы не сделала этого, – говорю я, глядя ей в глаза. Мне бы хотелось научиться лучше выражать то, что у меня на уме.
Потому что я говорю правду. Я могу иметь Иммрал, но без поддержки Олли, без аптекарей, которые лечили мои кровоточащие глаза, без капитана, который верил в меня, и без всех танов, которые жертвовали собой в сражении с трейтре, меня бы уже не было в живых.
– Оно того стоит, – повторяю я.
Сайчи так и не останавливается, но я вижу, как она молча кивает, обдумывая мои слова, – а потом разворачивается и исчезает.
38
День Рождества – это ровно год с тех пор, как я обнаружила, что владею Иммралом. Немногие могли бы это запомнить, но Олли помнит. Он будит меня рождественским утром с первым за многие годы подарком.
– Я не хотел, чтобы папа это увидел и начал задавать вопросы, – тихо объясняет брат, когда я тяну за ленточку.
В коробке лежит на бархатной подушечке бронзовая фигурка. Я беру ее, восхищаясь искусной работой.
И улыбаюсь.
– Лошадка…
– Она мне напомнила Лэм, – поясняет Олли.
Я понимаю, что́ он имеет в виду: у бронзовой лошадки слегка повисшие уши и широко расставленные ноги. Она, как и Лэм, не совсем справляется с их длиной.
– Она парная, – говорит Олли.
И предъявляет мне вторую лошадку.
– Видишь?
Он ставит фигурки напротив друг друга, и я вижу, что странная поза моей лошадки обусловлена тем, что они взаимосвязаны. Когда фигурки рядом, это выглядит так, словно лошади положили головы на шею друг друга. Друзья.
– Я так понимаю, что это слезы радости? – с запинкой спрашивает Олли.
– Конечно, тупица! Мне казалось, ты вроде как умеешь читать мысли?
– Ну да, в Аннуне. Только мы вроде как в Итхре.
Я неловко обнимаю его.
– Извини, – говорю я. – Я ничего тебе не купила.
– Нормально, – пожимает плечами Олли. – Я ничего и не ждал.
Но я все равно чувствую себя ужасно. Уверена, что Олли разочарован, несмотря на его слова. Я роюсь в памяти в поисках чего-то такого, что можно было бы ему подарить, и тут Олли показывает на мой письменный стол.
– А это что такое?
Это коробка-головоломка, которую я сооружаю, – я принесла ее домой на рождественские каникулы. В ней пока что всего шесть глиняных квадратов, но я показываю Олли, как я задумала соединить их, и рада отвлечься. Я уже покрыла глазурью пять из них, все они разных цветов.
– Этот простой, он будет дном, – поясняю я брату.
– Но это прекрасно, Ферн! – одобряет Олли, вертя части в руках, проводя пальцем по разным орнаментам.
А потом он хмурится.
– В чем дело? – спрашиваю я.
– Пять, – медленно произносит Олли. – Пять деталей…
– Ну, шесть, просто одна снизу.
– А в коробке Мидраута на донышке тоже был орнамент? Не помнишь? – спрашивает Олли.
Мы оба роемся в памяти, наши взгляды устремляются к моему зеркалу-порталу. Искушение проверить себя велико, но рисковать нельзя – папа может нас застукать.
– Может, и нет? – предполагаю я. – И тогда остается пять панелей с рисунком.
– То есть все всегда возвращается к пяти? – говорит Олли. – Пять прядей в поясе Нимуэ, пять камешков на той монете, пять частей каждой задачи…
– Пять лоре, – добавляю я.
– И что все это значит? – вздыхает Олли.
Я пожимаю плечами:
